Человек не оглянулся, хотя слышал шаги и сопение. Он стоял посреди гостиной спиной к Джагупову, одетый в черно-коричневую одежду. Его голова, затянутая флисовым капюшоном, запрокинулась — он смотрел вверх. Так ведь потолки в доме способны потягаться с потолками в Ватикане — там тебе (у Джагупова) и Рафаэль, и Рубенс, и да Винчи. Один армянин фрески штампует — оригиналы меркнут! Но сейчас хозяин думал не о фресках на своем потолке с вычурной лепниной, а о незваном госте: откуда он взялся?
— Ты кто?.. — выговорил он с трудом, мучительно соображая, чем грозит столь поздний визит (или ранний).
Его особняк стоит не на убогих пяти сотках грунта, а на большой площади, рядом участки таких же размеров — только самолетом можно облететь. Это шутка, однако позвать на помощь не получится, не услышат соседи, которых Джагупов, кстати, не знал. Недосуг было познакомиться. И охраны в загородном доме сроду не держал — ну, не дурак, а? Как будто денег у него мало! А-яй, и пистолет в прихожей. Лежит себе в кейсе, а чтоб открыть кейс, надо набрать код…
В это время гость, натягивая медлительностью нервы, повернулся… Лица Джагупов не увидел, лишь глаза в прорези, как у военных, потому в панике отступал, угадав в фигуре, идущей на него, темный призрак из бездны. Отступал, чувствуя, что призрак посетил его с подлой целью утащить с собой, а жизнь так прекрасна! О, сколько в ней всего, что в молодости только снилось.
Боль вонзилась так внезапно и была такой острой, что он не смог ни вскрикнуть, ни выдохнуть, ни вздрогнуть. Ничего не понимая, Джагупов просто замер, боясь потревожить адскую боль, которая начиналась в животе и стреляла во все части тела. Но это не приступ — не желудок, не печень, не поджелудочная, а нечто постороннее, беспрепятственно врезавшееся в него, распространяло боль.
Видимо, нос Джагупова перевесил, и голова наклонилась, подбородок уперся в грудь. В поле зрения попала рука в перчатке, прижатая к его шарообразному животу. Неужели простая рука так сильно, так страшно жалит? Рука подалась назад, а из живота выползло длинное лезвие в кровавых разводах и безжалостно воткнулось снова в человеческую плоть, легко проткнув футболку. После чего лезвие вновь неторопливо вышло и резко воткнулось…
Джагупов не смог поднять голову и посмотреть в лицо убийце с упреком, возможно, это остановило бы безжалостную руку. Он только наблюдал, как нож входит в его тело и выходит из него, причиняя невыносимую, пронизывающую боль. И понял: это конец. А ничего сделать не мог, ничего! Лишь покорно принимал в себя острую сталь.
Смерть пришла, когда Джагупов достиг всего, что доступно редким единицам, впереди маячило еще много лет полнокровной и полной соблазнов жизни. Соблазны стоят дорого. Разве не ради них предают, обманывают, идут на преступления, унижаются? Нет? Значит, ради денег? А деньги зачем? Чтобы оплатить соблазны. Джагупов мог бы стать просветителем и читать лекции на тему: соблазн — великий толкач. Он знал, что и чем движет, он прошел через все тернии, отказывал себе во всем в юности, ибо не было денег на хорошую еду, одежду, жилье. Он отказывал себе во многом и в зрелом возрасте ради детей и жены, на которой женили главы тейпа, не спрашивая, хочет ли дочку Бабы-Яги его пятая конечность. И так всегда было: никто не спрашивал, чего он хочет, Джагупову предписывалось удовлетворять хотения других. Да, он остервенело добывал деньги, не брезгуя ничем: обманывал, предавал, унижался, шел на преступления. Потому что знал, ради чего. Ради себя. И вот дети выросли, жену выгнал, заткнув ей рот баблом. Джагупов свободен и богат, наконец, он мог жить…
Но какое-то ничтожество прокралось в дом и зарезало банальным лезвием. Закололо, как кабана! Обидно, жалко, что все в этом соблазнительном мире для него кончено.
Из руки выпала бутылка с минеральной водой, покатилась по полу… Тарелка с закусками хлопнулась на пол… Разбился хрустальный стакан…
Джагупов следил за рукой с ножом до тех пор, пока сознание не удалилось, пока он не перестал видеть и чувствовать. Упал он плашмя и навзничь. Упал, уже не зная того, что падает, а удар об пол располневшего тела сам по себе опасен, к этому времени он ничего не чувствовал.
5
В дверь с упорной настойчивостью звонили, а утро раннее… Сонная Лена отбросила одеяло, дотянулась до халатика и, сунув в рукава руки, поплелась в прихожую, не завязав поясок на талии. Открыла дверь. Не взглянув на террориста, она оперлась спиной о стену, скрестила на груди руки и отвернула лицо в сторону комнаты.
— Почему не открывала? — спросил террорист, войдя в прихожую.