- Ну, значит, в диких джунглях Венесуэлы. Какая разница?
- Большая, - Моника вгрызлась в рыжеватую мякоть и продолжила говорить, жуя и упиваясь соком. - А ешли я скажу фебе, чфо Шабинянка брошила швоих розовых дельфинов на научрука и в эфу минуфу мчифшя через Афланфику шо вшей шкоростью, какую шпособен развифь шамолёф?
- Ты больше так не шути, - насупилась Изабелла. - Я сейчас чуть не грохнулась с подоконника!
- Какие шуфки, уж я-фо знаю, как фы по ней извелашь, - Моника отложила косточку от нектарина и старательно облизала пальцы. - Она прилетает в "Тулуза-Бланьяк" рейсом из Марселя завтра в полдень.
- Моника, я тебя обожаю!
- Эй, обожай полегче, мы так обе свалимся! Да смотри не проговорись Бирте, не то весь сюрприз насмарку.
- Могила!
- Кстати о сюрпризах, я сейчас отправлюсь в город за подарками для ребят, - сказала Моника. - Хочешь со мной?
- Извини, не могу, - развела руками Изабелла. - У меня срочный заказ для самой невесты, я обещала ей починить сумочку от бюнада.
- Такого не знаю. Что за зверь?
- Норвежский национальный костюм, очень богатый, почти весь состоит из вышивки. В нём ещё бабушка Бирты замуж выходила, а потом мама, тётя и обе старших сестры. Удивительно, но его даже перешивать не пришлось - всех женщин в семье как по одной форме отливали.
Изабелла протянула руку в комнату за влажными салфетками, старательно вытерла пальцы и только после этого взяла с края стола продолговатую сумочку-кошелёк, расшитую рыжими северными ягодами по изумрудному фону.
- Какая роскошь! - восхитилась Моника. - Вот это похоже на ежевику, на болотах растёт - забыла, как называется.
- Морошка. Помнишь, Ове из неё варенье привозил?
- Точно! Представляешь, кто-то сидел и вышивал их руками по ниточке всю полярную ночь напролёт. Я бы застрелилась, не закончив и первого листочка.
- Я тоже, - призналась Изабелла. - Не люблю работать над одной вещью дольше недели, меня это расхолаживает. Видишь, ткань истрепалась по шву, её можно было бы срезать, но ушивать сумочку я не хочу, чтобы не нарушить рисунок. Наверное, просто закрою края кантом на полтона темнее, укреплю швы и начищу до блеска застёжку.
- Ладно, Виноградина, оставайся на своих галерах, я выберу подарки сама, - решила Моника. - Только не говори потом, что у меня отсутствует вкус, и я нас позорю.
- Почему же? У тебя свежий, экстравагантный стиль и безошибочное чувство цвета, - улыбнулась Изабелла.
Моника всплеснула руками.
- Спустя пятнадцать лет совместной жизни ты говоришь эти прекрасные слова, а у меня под рукой ни диктофона, ни видеокамеры. Девчонки не поверят! На радостях возьму и куплю молодым в дом что-нибудь сине-красное, как их национальный флаг.
- Тогда бери толстые турецкие огурцы с острым загнутым кончиком, - сказала Изабелла.
- С пупырышками? - заинтересовалась Моника.
- С ложноножками!
- Это ты в отпуске насмотрелась ужасов всяких, пока Марчелло учился нырять с аквалангом?
- Я даже с собой привезла! Раздевайся!
- Может, не надо?
- Надо! - Изабелла спрыгнула с подоконника, распахнула дверцы платяного шкафа и нырнула внутрь.
- Изабо, нам нельзя разговаривать, - со смехом сказала Моника. - Вообще. Слышала бы нас твоя маменька...
- Вот, держи, этот топ я придумала для тебя. Снимай свою жаркую блузку, надень его, к юбке подойдёт. Я не хочу, чтобы ты схватила тепловой удар, пока ходишь по магазинам.
- Спасибо! Такой лёгкий, высший класс!
- А теперь убирайся отсюда, радость моя, а то я тебя дотемна не выпущу.
Вернувшись в мастерскую, Изабелла включила на стареньком приёмнике "Радио Окситания" и порхнула за машинку. Музыка помогала взять хороший разгон и не отвлекаться, пока львиная доля работы не будет сделана, а там уж и вовсе жалко бросать, не закончив. Однако же, стоило ей простегать одеяльце, подобрать тесьму для сумочки и зелёную нитку в тон, как задорная песенка местной рок-группы оборвалась. В наступившей тишине три удара в калитку прозвучали подобно гонгу.
- Сегодня же заставлю Марчелло починить звонок, - проворчала Изабелла и пошла открывать.
На пороге стоял некто в чёрных кроссовках, чёрных джинсах и чёрной толстовке с капюшоном, и это в тридцатиградусную жару. Он был слишком высоким для мальчика, слишком тощим для взрослого мужчины и устало опирался на длинную косу с рукояткой из красно-жёлтого можжевельника и воронёным серебряным лезвием. Лица его не было видно.
- Я пришёл к Изабо Кураж, - сказал голос, похожий на эхо в гулкой и тёмной пещере.
- Это я, здравствуйте.
Тощий рассмеялся так, что Изабелле захотелось с головой закутаться в пуховое одеяло, которое они с Марчелло привезли из Турции, и лучше бы вместе с самим Марчелло.
- Здоровья мне ещё никто не желал, мадам. В этом столько же смысла, как если бы я пожелал вашим усам и бороде дорасти до земли, - сказал гость и откинул капюшон.
На Изабеллу, не мигая, смотрели два каштана с шипастой кожурой вместо век, а больше под капюшоном не было ничего.
- Я давно заметил, что первым делом люди ищут у собеседника глаза - хоть что-нибудь, похожее на глаза. Их это успокаивает.
- Если хотите больше походить на человека, попробуйте цветные контактные линзы, - неожиданно для себя посоветовала Изабелла.
- Контактные с чем? - хмыкнул тощий.
- Ну, что-то же держит в воздухе каштаны!
- Лишь сила вашего воображения. Сосредоточьтесь, и увидите больше.
Изабелла прищурилась, и в воздухе проступили очертания черепа, украшенного сушёными дарами полей и садов. Над каштановыми глазами заколосились пшеничные брови, белёсый от кристалликов сахара инжир появился на месте носа, рыжие урючины стали румяными щеками, жёлтые цукаты из долек канталупы сложились в учтивую улыбку, а зубы были из пластинок миндаля, какими украшают пирожные.
- Надо же, впервые гляжу в лицо Жнеца, - сказала Изабелла. - Побывай Джузеппе Арчимбольдо в Мексике на празднике мёртвых, он мог бы написать такой портрет. Однако ваши руки я увидела сразу, и совершенно обычными.
- Это потому, что вы ожидали увидеть руки, ещё не зная, кто перед вами, - объяснил гость.
- Как вы, однако, невовремя, - посетовала Изабелла. - У меня не закончены два срочных заказа: одеяло для новорождённого и сумочка для новобрачной.
- Вот они, главные вехи человеческой жизни: рождение, свадьба и я, - покивал гость. - Увы, я всегда прихожу вовремя и всегда - внезапно. Вы назвали бы это профессиональной деформацией.
- Что ж я держу вас на пороге? Проходите, не стесняйтесь, - Изабелла посторонилась и впустила в дом Смерть.
Хозяйка хотела было принять у гостя косу, как принимают шляпу или зонт, но он покачал черепом и сам аккуратно прислонил орудие к стене. Изабелла провела его на веранду и усадила в плетёное кресло из лозы. Сдвинула выкройку и корзинку с лоскутками на край стола, чтобы было куда поставить блюдце с нектаринами.
- Угощайтесь, сегодня утром на дереве висели, - она сделала приглашающий жест.
- Благодарю, - Смерть взял самый спелый плод и неуверенно повертел его в руке - не то чтобы костлявой, но тонкой и неправдоподобно длиннопалой.