— Постараюсь.
— И ее тоже, Эндрю.
— Обязательно.
— А у тебя есть здесь женщина, а, Эндрю? — И Лаксмор с наигранно подозрительным видом принялся озираться по сторонам, заглянул под диван, за шторы. — Не прячешь случайно здесь какую-нибудь горячую латинскую красотку, а? Ладно, можешь не отвечать. Ты молодой здоровый мужчина. Можешь оставить ее себе. Умница, молодец.
— Видите ли, я все это время был слишком занят, сэр, — заметил Оснард с грустной улыбкой. Но сдаваться был не намерен. — Просто мне кажется, сэр, живи мы в более совершенном мире, то непременно воспользовались бы двумя засекреченными помещениями. Одно для чисто разведывательных целей, и там за все, естественно, отвечал бы я. Лучший вариант — какая-нибудь холдинговая компания на Каймановых островах. А другое, со строго ограниченным допуском и более представительское, можно было бы предоставить команде Абраксаса. Ну а со временем также и студентам, при условии, что все пройдет гладко и не вызовет внутренних раздоров в оппозиции, в чем лично я сильно сомневаюсь. И еще считаю, что, возможно, мог бы взять на себя ответственность и за него тоже, в плане прикрытия и проведения всех необходимых закупок, пусть даже основные средства и находятся в совместном пользовании посла и Стормонта. В конце дня они всегда могут произвести необходимую проверку. Честно говоря, они не производят на меня впечатления людей, хоть сколько-нибудь опытных в этом деле. Это совершенно ненужный нам дополнительный риск. Очень бы хотелось услышать ваше мнение. Необязательно прямо сейчас. Можно и позже.
Свист втягиваемого сквозь зубы воздуха подсказал Оснарду, что начальник его все еще с ним. Он взял пустой бокал из вяло повисшей руки Лаксмора и поставил его на керамический столик.
— Так что скажете, сэр? Апартаменты, подобные этим, для оппозиции. Модная современная обстановка, полная анонимность, более удобного места для проведения всех финансовых расчетов просто не найти. И где-нибудь в старом городе второй дом, которым можно управлять в тандеме. — Он уже давно подумывал, что неплохо было бы внедриться на бурно процветающий в Панаме рынок недвижимости. — Вообще по-настоящему приличные деньги придется заплатить только за старый город. Ведь что в этом деле самое главное? Место, место и еще раз место! Или же, как вариант, хорошая двухэтажная квартира с внутренней лестницей, спроектированная по индивидуальному проекту. Когда надобность в ней отпадет, можно будет взять за нее пятьдесят кусков. Но высший класс, если удастся заполучить особнячок комнат на двенадцать, с небольшим садиком, задним ходом, видом на море — предложите им пол-"лимона", и они вас в задницу расцелуют. И через пару лет стоимость такового приобретения вырастет ровно вдвое, если, конечно, не произойдет ничего сверхъестественного. Как, к примеру, произошло в свое время со старым зданием клуба «Юнион», где Торрийос устроил клуб для высшего офицерского состава, хотя сам не являлся его членом, его просто не принимали. Тут сперва надо навести справки. Я этим займусь.
— Эндрю!
— Весь внимание.
Пощелкивание языком. Глаза закрыты. Потом вдруг резко открываются.
— Э-э, скажи-ка мне вот что, Эндрю…
— Если смогу, Скотти.
Лаксмор повернул бородатую голову так, чтобы видеть своего подчиненного.
— Эта цветущая девица с красивыми большими титьками и зовущим взором, которая украсила наше сегодняшнее сборище…
— Да, сэр?
— Скажи, она случайно не принадлежит к тому разряду женщин, которых мы в молодости называли динамистками? Потому как мне показалось, что если в жизни я и видел дамочку, требующую особого подхода, так это… Черт возьми, Эндрю! Кого это еще принесло в столь поздний час?
Лаксмор так и не успел завершить свой рассказ о впечатлении, которое произвела на него Фрэн. В дверь раздался звонок — сперва один, робкий, затем пронзительный и долгий. И Лаксмор, точно насмерть перепуганный грызун, забился вместе со своей бородкой в дальний уголок кресла.
В свое время инструкторы не ошиблись, высоко оценив способности Оснарда к маскировке. Несколько стаканчиков солодового виски ничуть не повлияли на его реакцию, а нежелательная перспектива увидеть сейчас Фрэн только обострила ее. Если она пришла мириться, то выбрала не самый подходящий для этого момент и уж тем более — совсем неподходящего мужчину. Сейчас он только и мог, что послать ее на три буквы. Будет знать, как трезвонить в дверь, точно при пожаре.
Шепнув Лаксмору, чтобы тот оставался на месте, Оснард выскользнул из гостиной в холл, по пути закрывая за собой все двери. Подкрался к входной и заглянул в глазок. Но стекло в нем запотело от дыхания. Тогда он достал из кармана платок, отер его со своей стороны, снова приложился к глазку и увидел в нем один большой затуманенный глаз, половая принадлежность которого была совершенно не ясна. Глаз пялился на Оснарда, а звонок над головой продолжал трезвонить как бешеный. Затем глаз вдруг отодвинулся, и он узнал Луизу Пендель в очках в роговой оправе. Стоя на одной ноге, она стаскивала со второй туфлю — очевидно, с намерением заколотить ею в дверь.
Луиза точно не помнила, что было последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Да и не слишком задумывалась над этим. Она играла в теннис и вернулась в пустой дом. Дети были в гостях у Раддов и остались там ночевать. Она считала Рамона самым дурно воспитанным человеком в Панаме, ей претила сама мысль о том, что дети остались в его доме. И дело совсем не в том, что Рамон ненавидел женщин. Дело было в его манере постоянно давать понять, что ему известно о Гарри нечто большее, чем ей, причем самое скверное. И еще эта его совершенно отвратительная манера замыкаться в себе, как только она заговаривала о рисовой ферме, что, впрочем, было свойственно и Гарри. И это несмотря на то, что ферма была куплена на ее деньги.
Но все это вовсе не объясняло ее реакции, когда она вернулась домой после тенниса, не объясняло, почему она вдруг зарыдала без всякой на то видимой причины, ведь за последние десять лет у нее так часто возникали самые веские причины, а плакать она не могла. И Луиза пришла к выводу, что в ней, должно быть, накопилось отчаяние, поспособствовал, кстати, и большой стакан водки со льдом, который она взяла с собой в душ. Приняв душ, она встала перед зеркалом в спальне и обозрела всю себя, голую, с головы до пят. Все шесть футов.
Будь объективна. Забудь на секунду о росте. Забудь о своей красавице сестре Эмили с золотыми локонами, с задницей, будто у девушки на центральном развороте «Плейбоя», с грудками, за которые не жалко умереть, и списком побед, где имен больше, чем в панамском телефонном справочнике. Интересно, будь я мужчиной, хотелось бы мне переспать вот с этой женщиной в зеркале или нет? И она пришла к выводу, что да, возможно, но без особой уверенности. Поскольку единственным ее мужчиной был Гарри.
Тогда она решила поставить вопрос иначе. Будь я Гарри, хотелось бы мне переспать со мной после двенадцати лет законного брака? Ответ, увы, был однозначен: нет. Слишком устал. Слишком поздно. Слишком явным задабриванием выглядело бы это. Слишком виноватым он себя чувствует. Впрочем, он всегда чувствовал себя виноватым. Чувство вины — лучшая из отговорок. Но все эти последние дни он носит его как вывеску: я предатель, я неприкасаемый, я виновен, я тебя не заслуживаю, спокойной ночи.
Смахнув одной рукой слезы и сжимая бокал в другой, она продолжала расхаживать по спальне, изучая себя в зеркале, заводясь все больше и больше, думая о том, как легко давалось все Эмили. Неважно, чем та занималась, играла ли в теннис, скакала на лошади, плавала или стирала, она не делала при этом ни одного неловкого или безобразного движения, просто не могла, даже если б старалась. Даже будучи женщиной, ты, глядя на нее, чуть ли не достигала оргазма. Луиза попыталась принять перед зеркалом соблазнительную позу — вышло хуже, чем она ожидала, типичная вульгарная шлюха. И эти вечные мурашки на коже. И угловатость. Никакой плавности линий. И разве так двигают бедрами? Слишком стара. Всегда была старой. Слишком высокая. Все, спасибо, сыта по горло. Она прошла на кухню, все еще голая, и снова налила себе водки, на этот раз без льда.