— Ты хочешь притвориться, что ты «Скорая»?Здорово придумано, ничего не скажешь!
И она танцующим шагом удалилась в спальню, а Пендель достал из ящика пистолет Мики и сунул его в карман брюк. Он ничего не смыслил в огнестрельном оружии, а этот пистолет хоть и казался с виду небольшим, но назначение свое вполне оправдывал — об этом свидетельствовала дырка в черепе Мики. Затем, после недолгих размышлений, он снова полез в ящик кухонного буфета, достал нож с зубчатым лезвием и, прежде чем спрятать и его, завернул в бумажное полотенце. Ана вернулась донельзя довольная собой: она нашла детский альбом для рисования и цветные карандаши. Единственная проблема заключалась в том, что она в спешке забыла приписать последнюю букву к слову «ПОМОЩЬ». Но все равно, знак получился яркий и понятный, и Пендель взял у нее листок, спустился вниз к внедорожнику, заложил за ветровое стекло и еще включил аварийную мигалку, чтоб люди, столпившиеся на улице, расступались бы и давали машине дорогу.
Тут на помощь Пенделю пришло чувство юмора. Начав подниматься по ступенькам, он обернулся к зевакам, улыбнулся им всем и молитвенным жестом сложил руки, словно призывая их тем самым к терпению. Потом поднял палец, давая понять, чтоб подождали секунду, распахнул дверь и зажег свет в холле, чтоб всем стала видна забинтованная голова Мики и один широко открытый глаз. Тут свистки и улюлюканье стихли.
— Сейчас я его подниму, а ты накинь ему на плечи пиджак, — сказал он Ане. — Нет, погоди. Не сейчас.
Пендель нагнулся, принял позу штангиста, напомнил себе, что он сильный, что он просто убийственно силен и что вся сила сосредоточена у него в бедрах, ягодицах, в мышцах живота и плечах. А также что в прошлом ему не однажды доводилось тащить пьяного Мики домой на спине. Вот и эта ситуация почти ничем не отличалась, разве что Мики не потел, не блевал и не ругался. И не просил отправить его в тюрьму — под тюрьмой подразумевалась жена.
Напоминая себе об этом, Пендель подхватил Мики под мышки и рывком поставил на ноги, но должной силы в бедрах, ягодицах и прочем не оказалось, к тому же ночь выдалась жаркая и влажная, и тело просто не успело закоченеть, что значительно осложняло ситуацию. Пендель едва не надорвался, помогая своему другу переступить через порог, а затем, держась одной рукой за перила и используя всю силу, которой наградил его господь, свел вниз, к внедорожнику, преодолев четыре ступеньки. Теперь голова Мики покоилась у него на плече, и он отчетливо ощущал просачивающийся через бинты ржавый запах крови. Ана накинула на плечи Мики пиджак, и теперь Пендель не совсем понимал, зачем заставил ее сделать это. Правда, пиджак был очень хороший и ему была невыносима сама мысль о том, что Ана может отдать его первому встречному нищему. Ему хотелось, чтоб пиджак сыграл свою роль в славе Мики, потому что идем мы сейчас, Мики — уф, третья ступенька! — идешь ты сейчас к своей славе. И должен выглядеть соответствующе, первым на деревне парнем, самым красивым и нарядным героем, которого когда-либо видели девушки.
— Беги вперед, открой дверь машины! — крикнул он Ане. При этом Мики в свойственной ему непредсказуемой манере и упрямстве чуть не испортил все дело — качнулся вперед и едва не слетел с нижней ступеньки. Но Пендель мог и не волноваться. Внизу уже поджидали двое парней с протянутыми руками, Ана успела приспособить их к делу. Ана принадлежала к тому разряду девушек, которым всегда, чисто автоматически, удавалось приспособить к делу любого мужчину.
— Эй, вы, поаккуратней! — строго приказала она им. — Он, должно быть, вырубился.
— Да у него глаза открыты, — заметил один парнишка. Это был классический пример заблуждения, основанного на том, что если видишь один открытый глаз, стало быть, где-то рядом имеется и второй такой же.
— Пригни ему голову, — распорядился Пендель.
Но это пришлось сделать самому, парни не решились, лишь неуверенно переглядывались. Пендель откинул спинку сиденья, сунул Мики в машину головой вперед, пристегнул ремнем, захлопнул дверцу, поблагодарил парней, взмахом руки поблагодарил водителей машин, что выстроились в ожидании, пока он отъедет, и уселся за руль.
— А ты иди на праздник, — сказал он Ане.
И тут же спохватился. Теперь он не имел права командовать ею. Она снова принадлежала самой себе, и горько плакала, и твердила, что Мики никогда в жизни не сделал бы ничего такого, что заслуживало бы преследования со стороны полиции.
Ехал он медленно, что вполне соответствовало настроению. К тому же Мики, как сказал бы дядя Бенни, заслуживал уважения. Замотанная бинтами голова моталась из стороны в сторону, когда машина подпрыгивала на ухабах, и если б не ремень безопасности, удерживающий на месте, Мики давно бы всем телом навалился на Пенделя, что прежде случалось в их жизни частенько. Руководствуясь указателями, Пендель вел машину по направлению к больнице, включив мигалку и сидя за рулем подчеркнуто прямо, как всегда сидели водители «Скорых», проносившихся по Лиман-стрит.
«Так, теперь скажи, кто ты?» — спрашивал Оснард на занятиях, проверяя, насколько хорошо Пендель усвоил свою легенду. «Я врач, гринго, приписан к местной больнице, вот кто я, — отвечал он. — И в машине у меня серьезный больной, состояние критическое, так что не мешайте мне, пожалуйста, не отвлекайте от дороги».
На контрольно-пропускных пунктах полицейские расступались и пропускали его. Один офицер даже остановил поток встречных машин, из уважения к пострадавшему. Но сей жест оказался бесполезным, поскольку Пендель проигнорировал поворот к больнице и продолжал ехать прямо на север по той же дороге, какой добирался сюда. Назад, через Читре, где креветки откладывали яйца в стволы мангровых деревьев, через Саригуа, где росли маленькие ночные проститутки-орхидеи. На подъезде к Гуараре движение было довольно интенсивным, теперь же машин почти не попадалось. Они были совсем одни, не считая чистого неба и молодого месяца, лишь Мики и он. На повороте к Саригуа он заметил бегущую по дороге чернокожую женщину. Она была без туфель, а на лице ее застыл неописуемый ужас. Она умоляла подвезти, и Пендель, отказав ей, почувствовал себя распоследним подлецом на свете. Но шпионы, находящиеся на ответственном задании, не подвозят никого, в том числе и женщин, что он уже доказал в Гуараре. Пендель продолжал ехать дальше, дорога начала подниматься в гору, а впереди, между холмами, возник белесый просвет.
Он знал здесь каждый уголок. Мики, как и Пендель, тоже любил море. Нет, действительно, если вдуматься, море всегда оказывало на него успокаивающее действие. Наверное, поэтому жизнь его в Панаме протекала так мирно и ладно, вплоть до появления Оснарда. «Гарри, мальчик, ты можешь выбрать свой Гонконг, Лондон или там Гамбург, лично мне без разницы, — говорил дядя Бенни во время одного из визитов в тюрьму. А потом ткнул пальцем в перешеек в карманном атласе „Филипса“. — Но скажи, где еще в мире можно сесть на одиннадцатый автобус и увидеть Великую китайскую стену с одной стороны, а Эйфелеву башню с другой?» Из окна своей камеры Пендель ни того, ни другого не видел. Видел лишь по обе стороны от себя два моря разных оттенков синего, видел, что побег возможен и путь свободен в обоих направлениях.
Посреди дороги, низко опустив голову, стояла корова. Пендель резко затормозил. Мики швырнуло вперед, ремень безопасности впился в горло. Пендель снял ремень и позволил телу сползти на пол. Я хочу поговорить с тобой, Мики. Хочу попросить у тебя прощения. Корова неуклюже ускакала в сторону и освободила ему путь. Зеленый дорожный указатель свидетельствовал о том, что он приближается к заповеднику. Пендель вспомнил, что некогда здесь находилось поселение древних племен. И еще что здесь есть высокие дюны и белые скалы, которые, как сказала Ханна, образовались из выброшенных на берег морских раковин. И еще здесь был пляж. Дорога превратилась в тропинку, тропинка, как древнеримская дорога, была окаймлена с обеих сторон высоким кустарником, стоявшим точно непроницаемая стена. Временами ветви смыкались над головой, словно руки в молитве. А иногда расступались, и он видел необыкновенно ясное, тихое небо, какое бывает только над морем во время полного штиля. Молодой месяц силился стать больше, и это ему почти удавалось. Вокруг его заостренных кончиков вилась девственно-белая туманная дымка. Звезд было так много, что небо казалось усыпанным пудрой.