— Ни то ни се. Заходи.
— Джонни Феррейра, — сказала она, — хочет обвинить Старого Тейса в покушении на мою жизнь.
— Я знаю, — сказал он. — Его ребята были у меня.
— Что ты им сказал?
— Чтобы искали где-нибудь в другом месте.
Белые, пользовавшиеся велосипедами, были в колонии наперечет, и в их округе велосипед был только у одного. На велосипедах, как правило, ездили туземцы и десяток школьников. Дети все были в школе. Ее неведомым заступником был либо случайно подвернувшийся туземец, либо ехавший по своим делам Дональд. С оружием все тоже было непросто. Редкий туземец, имея оружие, решится обнаружить это незаконное обстоятельство. И совсем редкость — благородный туземец, который рискнет свободой, пальнув в белого.
— Что плохого, если они выдвинут обвинения против Старого Тейса? — сказала Дафна.
— Я им не мешаю, — сказал он. — В добрый час.
— Им нужен очевидец, — сказала она. — Иначе против моего заявления он сделает свое. Его даже могут оправдать после обжалования.
— Пустой разговор, — сказал Дональд. — Я не любитель ходить по судам.
— Все равно, ты прекрасно поступил, Дональд, — сказала она. — Я тебе благодарна.
— Тогда не говори мне про суд.
— Ладно, не буду.
— Тут такое дело, — сказал он. — Чакате — зачем скандал? Может выплыть старая история. Чего только не вылезет, если в суде станут задавать вопросы Старому Тейсу. Зачем это старику Чакате?
— По-моему, он знает, что ты для меня сделал, Дональд. Он тебе очень благодарен.
— Он был бы еще больше благодарен, если бы Старый Тейс был покойник.
— Ты специально подкараулил Старого Тейса или случайно оказался рядом, когда он гнался за мной? — спросила она.
— Ты что-то непонятное говоришь. Я в тот день развозил предупреждения о ящуре. Дел было по горло. Стану я выслеживать Старого Тейса.
— На следующей неделе я уезжаю, — сказала она, — почти на два года.
— Я знаю. Ты не можешь себе представить, какие там зеленые луга. Сколько дождей… Сходи в Тауэр… Не возвращайся сюда.
II
Двадцативосьмилетняя Линда Паттерсон пребывала в постоянном раздражении. Дафна ее не понимала. Сама она обожала дядю Пубу с его ревматизмом и длинными скребницами для шерсти. Ее единственно тревожили его угрозы продать сырой старый дом и поселиться в какой-нибудь гостинице, зато кузина Линда от этих планов только оживала. Ее муж погиб в автомобильной катастрофе. Она не чаяла вырваться отсюда и найти работу в Лондоне.
— Как ты могла бросить свой прекрасный климат и приехать в этот ужас? — спрашивала Линда.
— Это же Англия, — отвечала счастливая Дафна.
Вскоре после ее приезда тетя Сара, которой было восемьдесят два, сказала ей:
— Дорогая, так у нас дело не пойдет.
— Какое дело?
Тетя Сара вздохнула:
— Ты отлично понимаешь, о чем я говорю. Мои ночные сорочки из искусственного шелка. Все три лежали в шкафу — зеленая, кремовая и розовая. Сегодня утром они пропали. Кроме тебя, взять их некому. Клара вне подозрений, да и как бы она смогла, если она не может одолеть лестницу? У бедняжки Линды еще от приданого остались…
— Что вы такое говорите? — сказала Дафна. — Что вы говорите?
Тетя Сара вынула из игольника иглу и уколола Дафну в руку.
— Это за то, что ты крадешь мои рубашки, — сказала она.
— Надо отправлять ее в приют, — сказала Линда. — У нас даже приходящая прислуга больше недели не задерживается — тетя Сара всех обвиняет в воровстве.
— Кстати, — сказал Пуба, — если бы не эта идея, она практически в здравом уме. Это поразительно для ее возраста. Вот бы заставить ее осознать, какая непроходимая глупость эта идея…
— Надо отправлять ее в приют.
Пуба вышел взглянуть на барометр и уже не вернулся.
— Вообще-то я не обижаюсь, — сказала Дафна.
— Сколько из-за нее лишней работы, — сказала Линда. — Сколько неприятностей.
На следующий день, когда Дафна мыла на кухне пол, вошла тетя Сара и встала посреди лужи.
— Монастырский бальзам, — сказала она. — Я оставила в ванной комнате полную бутылку, и она пропала.
— Я знаю, — сказала Дафна, елозя по полу, — я ее взяла в минуту слабости, но сейчас она на месте.
— Отлично, — сказала тетя Сара и засеменила прочь, потянув за собой лужу. — Но больше так не делай. У твоей матери была эта слабость — воровство, я помню.
В апреле было еще по-зимнему холодно. Когда хотелось покурить, Линда с Дафной шли в библиотеку — к электрическому камину с одной спиралью: от табачного дыма у Пубы начинался приступ астмы.