Он не понял, что она имеет в виду.
В конце концов, это, может быть, просто фраза.
В соседней комнате зазвонил телефон.
– Элизе, – вздрогнула она, – это он насчет Саши.
– Чего он хочет?
– Я попросила, чтобы он отдал мне Сашу на все рождественские праздники. А он назвал цифру: четыре тысячи. Я сказала, что у меня нет таких денег. Может быть, он немного уступит.
– Четыре тысячи? – не понял доктор Груберт. – За что?
Не отвечая, она сняла трубку и глазами показала ему, чтобы он взял другую, на кухне, дверь в которую была открыта.
– О’кей, я дам вам ребенка, – сказал хрипловатый бас на ломаном английском. – Но мне нужны деньги. Хотя бы сроком на полгода. Никто не дает кредита. Просто – хоть подыхай!
– Сколько же ты хочешь? – спросила Ева.
– Четыре куска, мэм. И не потому, что я такой жадный, а потому – мне нужны деньги на бизнес, чтобы…
– Хорошо. Ты сегодня привозишь мне Сашу в Нью-Рашел и получаешь две с половиной, а через три недели, когда будешь забирать его, – еще полторы.
– Нет, мэм, так не пойдет. У меня, кроме всего, есть еще небольшой карточный долг. Эти деньги нужны мне сейчас, чтобы отдать долг и не бояться, что меня прирежут за то, что я их не отдаю. Вам, конечно, наплевать, прирежут меня или нет, но ребенку нужен отец. А я не самый плохой отец, мэм. Так что, если вы не согласны, мы сейчас хлопаем дверью и уезжаем домой, а вы можете возвращаться, нас здесь уже не будет.
Доктор Груберт не выдержал – подошел и знаками показал, чтобы она прекратила разговор.
– Скажи, что все будет в порядке, при чем тут деньги, ерунда какая…
Она измученно посмотрела на него.
– Ерунда, ерунда! – он замахал руками.
– Хорошо, – прошептала она в трубку и тут же гибким и быстрым движением притянула к себе доктора Груберта. Он услышал, как на том конце провода тяжело вздохнул Элизе. – Привези Сашу сюда. У меня еще кое-какие дела здесь. Так что, пожалуйста, привези мне его сегодня в Нью-Рашел.
– Часа через два, мэм, – сказал Элизе.
…Они лежали на огромной, пахнущей сухими цветами кровати, принадлежащей, без сомнения, ее покойной матери.
Доктор Груберт подумал, что, до того как Евина мать умерла сама и до того как умер ее тихий муж, эта спальня перевидала всякого.
Хозяйкой ее была старуха, каждый вечер засыпающая на пахнущем сухими цветами полотне рядом со стариком, которого она не любила все сорок с лишним лет их брака, но с которым тем не менее отказалась расстаться, когда он умер, и предпочла иметь его при себе в виде урны, похожей на греческую амфору, – так что и это окно, и дерево за окном, и даже запах сухих цветов были свидетелями всего страшного и одновременно трогательного, что составляло их жизнь.
– Тебе хорошо со мной? – вдруг сказала она.
– А тебе?
Она слегка отодвинулась от него.
– Я дам тебе прочитать Катин дневник. Все равно я не смогу объяснить тебе всего. Мне хотелось бы, чтобы ты знал.
Доктор Груберт чуть было опять не спросил ее, по какой причине она выбрала именно его. За что? Откуда это немыслимое доверие к едва знакомому человеку?
– Ты, наверное, не понял, да? Почему я так плачу весь день и почему Элизе с братом у меня там, дома? Катин день рождения сегодня, ей двадцать три года. Они всегда приходят ко мне в этот день: Элизе с Сашей и Фрэнком. Чтобы отметить. Но мы так ужасно поссорились утром с Элизе! Он же все время требует у меня денег! Я сорвалась и уехала. Они остались, потому что я им там всего наготовила и елку поставила. Саша не хотел уходить.
– Я сейчас выпишу тебе чек, – спохватился доктор Груберт.
– Я не должна брать у тебя деньги.
– Да ерунда, – смутился он. – Деньги – это самое простое.
– Когда они есть, – пробормотала она.
– Ева, не стоит об этом…
– Издательство, – сгорая не только лицом, но и шеей, и белыми худыми плечами, сказала она, – должно получить за учебник, который сейчас выходит, после Нового года сразу, тогда, надеюсь, я смогу…
«Господи, – с жалостью к ней и стыдом за себя подумал доктор Груберт, – мы же близки! Зачем она так!»
– Ева!
Она исподлобья посмотрела на него своими блестящими глазами.
– Я хочу, чтобы ты прочел Катин дневник.
Вышла в другую комнату и через минуту вернулась с синей тетрадью в руках.
– Вот. Ты побудешь еще, пока не привезут Сашу? Увидишь его.
Она что-то делала в кухне, отделенной от гостиной небольшим коридором. Кухня была ярко освещена зимним солнцем. На деревянной дощечке лежала серебристо-сизая луковица.
Доктор Груберт вошел и осторожно положил чек рядом с луковицей.
– Спасибо, – сказала она. – Ты уже начал читать?