- Я должен спеть серенаду под окном вашей спальни! – неожиданно провозгласил Федор Петрович и пьяно хрюкнул.
- Я думаю, это лишнее, - тихо предостерег его Влад.
- Ничего подобного! – возмутился ухажер, - Вы еще не слышали, как я пою!
- Не порть людям вечер, - сквозь зубы проговорила Светлана и строго глянула на мужа.
- Ты! – его глаза вдруг налились кровью, как у быка, которому скотник неожиданно показал красную тряпку, - Ты мне не указывай! Я могу делать все, что хочу!
- Да, ради бога, - едва сдерживаясь, холодно заявила жена, - Хочешь петь, иди куда-нибудь в лес. Там тебя никто не услышит, и все останутся довольны.
- А тебе не нравится, как я пою! – брызгая слюной, проорал Федор Петрович, - не нравится ей! Да на хрен мне для тебя петь-то! Ты ведь уже давно того не стоишь! Да и стоила ли когда…
Произнеся эту убийственную для любого брака фразу, он вдруг уронил голову на кулак и засопел.
- Ну, вот… - Светлана неловко усмехнулась оторопевшей Ольге Сергеевне, - Как видите, муж, спьяну гоняющий домашних вилами – это еще не самое ужасное, что может быть. Ваш при этом не пел?
- Нет! Матерился, - потупила глаза свекровь. Ей, как пожилой, умудренной опытом и, в общем-то, не злобной женщине стало неловко оттого, что она внесла смуту в чужую семью. Конечно, приятно, что твои давно увядшие прелести кто-то, пусть и сильно набравшийся водки, все-таки заметил. Но не в таком же развитии. Достаточно было двух трех комплиментов.
- Что-то Маняша и Тимофей застряли в саду, - Изольда поднялась, - Пойду гляну.
Она терпеть не могла семейных сцен. Ни своих, ни чужих. Конечно, забавно, когда становишься свидетельницей адюльтера. Но тут никакого адюльтера не предвиделось. А все шло к долгоиграющим воспоминаниям обоих супругов о взаимных недостатках, о том, кто кому чего недодарил, и прочей скукотищи. Кроме того, Изольда надеялась увидать вернувшуюся из дома Полуниных Марго. Она вышла на террасу.
Ночной сад, искусно подсвеченный декоративными фонарями, дохнул на нее влажной свежестью. Где-то в тени деревьев потявкивал Мао. Уже с полчаса назад Маняша вывела его прогуляться. Тарасов, разумеется, тут же вызвался составить ей компанию. Судя по тишине, они забыли про песика. Изольда усмехнулась и пошла было прочь, чтобы не нарушать романтическое настроение, витавшее в эту ночь над деревьями.
- Поганец! – с досадой проговорил Тимофей где-то совсем недалеко, - Ну, почему среди огромного количества кустов и деревьев ты выбрал именно мою ногу, чтобы справить свою нужду!
- Может он ревнует? – Маняша весело засмеялась.
- А ты с ним целовалась? – видимо, прыгая на ноге, усмехнулся Тимофей, - Ведь ревнуют лишь тогда, когда на что-то надеются. Так ты дала ему повод? Отвечай!
- Один раз. В носик.
- Женщины! – шутливо возмутился он, - Я вызову твоего уродливого воздыхателя на дуэль!
Изольда вернулась в комнату. Судьба Маняши, судя по всему, складывалась именно так, как и было задумано. И если она не натворит каких-нибудь глупостей, то свадебные колокола могут зазвенеть уже через несколько месяцев.
В гостиной все было по-прежнему. За исключением того, что место Полунина за столом пустовало.
- А где Федор Петрович? – вскинула она брови.
- Домой пошел, - фыркнув, ответила Светлана, - Вы уж простите его. Вообще он смирный. Но если доберет до своего края, как сегодня, то лучше бы ему на людях не маячить.
- Пускай, конечно, проспится, - излишне душевно согласилась с ней Ольга Сергеевна.
Она чувствовала вину за разлад между супругами.
- Что? – Изольда похолодела и, моментально потеряв силы, ухватилась за край стула, чтобы не упасть, - И вы его отпустили?! Нужно немедленно догнать его и вернуть за стол! А вдруг он не дойдет до дома! Он же не в том состоянии, чтобы… В общем, всем нам было бы спокойнее…
- О! Огромное спасибо за заботу, - сухо поблагодарила ее Светлана, - но поверьте, без него остаток вечера мы проведем куда приятнее. А если он и упадет где-нибудь по дороге, то сейчас ведь не зима. Проспится в вашем саду, а там встанет и как-нибудь доберется.
Изольда поняла, что спорить бессмысленно. Она опустилась на стул и уставилась в противоположную стену немигающим взглядом. Каждую секунду она ждала начала большого скандала.
***
Кутепов разболтал в чашке с кипятком ложку дешевого растворимого кофе и залпом выпил половину. Затем отдышался и перевел взгляд на сидящего за его столом Бочкина:
- Точно не хочешь? – он кивнул на свою чашку.
- Уволь меня от этой пытки! – испугался тот, - Это страшно вредно для желудка.
- Ага, желудок, значит, ты свой бережешь, а о морде не заботишься, - ухмыльнулся следователь и красноречиво оглядел уже позеленевшие синяки на скуле детектива.
- Это издержки производства. Могло быть и хуже. В тебя же тоже стреляли.
- В меня бандиты стреляли, а тебя клиенты лупят. Это разные вещи.
- Для тебя они бандиты, для меня – клиенты, - парировал Бочкин, - И покончим на этом. Не хочу я твоей баланды, чего ты сразу на личности переходишь. Лучше скажи, что ты думаешь?
Кутепов допил кофе, поставил чашку на тумбочку возле электрического чайника и снова усмехнулся:
- Ну, Америки ты мне не открыл. И «эврика» мне кричать не с чего. Директор реставрационной мастерской товарищ Звягин действительно помер год назад. Помер не по собственному желанию, а по принуждению третьих лиц, о чем свидетельствовало наличие хорошей доли цианида в его внутренностях. Судя по тому, что чай с цианидом он сам выпил, и никаких следов насилия на его теле не обнаружено, следствие сделало заключение, что убийца то ли оставил в сахарнице отраву, и Звягин принял ее в одиночестве, то ли был хорошо знаком с реставратором и сам присутствовал при его кончине. Никаких пальцев и иных улик, по которым можно было бы установить личность преступника, не обнаружили. Умер Звягин на посту, то есть в мастерской. На момент смерти все ее сотрудники уже ушли. Так что с кем он там встречался и чаевничал, никто сказать не смог. Картины нагло вынесли, каким-то образом совершенно спокойно пройдя через все заслоны. Но, это, кстати, уже раскрыто. Там на выходе дежурил некий гражданин Лункин. Его спустя сутки нашли в своей квартире с перерезанным горлом. Видимо, он пособничал похитителю, который убрал его потом за ненадобностью. Картин и след простыл. До сих пор ищут.
- То есть висяк? Питерцы следствием занимались?
- Ну, не москвичи же! – возмутился Кутепов, - У нас своих галерей выше крыши и понапиханными в них государственными ценностями.
- Откуда же ты тогда знаешь все эти подробности?
- Так ведь Борька Крохин выезжал к ним по линии нашей фирмы. Прокурор, как обычно, взял это дело под свой контроль со всеми вытекающими отсюда последствиями.
- Вот я все не понимаю, - возмутился Петр, - Почему прокурор берет ответственность, а люди из генпрокуратуры в носу ковыряют. Пускай бы они и парились!
- Хочешь поговорить об этом? – усмехнулся Кутепов.
- А толку?
- Тогда проехали. В общем, Борьку там не полюбили, хотя от Питерцев иной реакции никогда не дождешься. Они почему-то считают оскорблением, когда к ним на помощь присылают кого-то из Москвы. Ну, и как водится, следствие превращается в соперничество двух школ, взаимные тычки и палки в колесах прогресса. Борька вернулся из Питера злой, как собака, но зато напичканный до ушей всякими культурными знаниями.
- А то! Питер же у нас центр духовности. Это фигня, что там до сих пор выражение «быковать» имеет видимое и множественное значение, - растянул улыбку детектив.
- Тем не менее, к Борьке до сих пор ходят за консультациями по вопросам культуры вообще и живописи в частности. А он в свою очередь самолично стер слово из трех букв, написанное на стене мужского туалета еще в те времена, когда мы все, включая и упомянутого Крохина, под стол пешком ходили. Это раритетное слово даже уборщица не трогала. А Борька как вернулся из очага культуры, так взял тряпку и стер. Сказал, мол, нехорошо. От процесса отвлекает.
- Вот черт! Неужели то самое?
- Его, варвар, не пожалел, - горестно покачал головой Кутепов.
- Вот что с людьми культура делает. Последнюю совесть отбирает!
- В общем, если резюмировать все это, то выходит Россомахин действительно никак не связан со смертью Звягина и похищением картин. Если бы он был связан, то либо умер бы раньше, либо жил бы теперь куда лучше и, я думаю, не в Москве. А он, со слов его сестры, лишь планировал заскочить на волну успеха.