| So that was the story of Dorian Gray's parentage. |
Он вспоминал то, что услышал от дяди о родных Дориана Грея. |
| Crudely as it had been told to him, it had yet stirred him by its suggestion of a strange, almost modern romance. |
Даже рассказанная в общих чертах, история эта взволновала его своей необычайностью, своей почти современной романтичностью. |
| A beautiful woman risking everything for a mad passion. |
Прекрасная девушка, пожертвовавшая всем ради страстной любви. |
| A few wild weeks of happiness cut short by a hideous, treacherous crime. |
Несколько недель безмерного счастья, разбитого гнусным преступлением. |
| Months of voiceless agony, and then a child born in pain. |
Потом -- месяцы новых страданий, рожденный в муках ребенок. |
| The mother snatched away by death, the boy left to solitude and the tyranny of an old and loveless man. |
Мать унесена смертью, удел сына -- сиротство и тирания бессердечного старика. |
| Yes; it was an interesting background. It posed the lad, made him more perfect as it were. |
Да, это интересный фон, он выгодно оттеняет облик юноши, придает ему еще больше очарования. |
| Behind every exquisite thing that existed, there was something tragic. |
За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. |
| Worlds had to be in travail, that the meanest flower might blow.... |
Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки. |
| And how charming he had been at dinner the night before, as, with startled eyes and lips parted in frightened pleasure, he had sat opposite to him at the club, the red candleshades staining to a richer rose the wakening wonder of his face. |
...Как обворожителен был Дориан вчера вечером, когда они обедали вдвоем в клубе! В его ошеломленном взоре и приоткрытых губах читались тревога и робкая радость, а в тени красных абажуров лицо казалось еще розовее и еще ярче выступала его дивная расцветающая красота. |
| Talking to him was like playing upon an exquisite violin. |
Говорить с этим мальчиком было все равно что играть на редкостной скрипке. |
| He answered to every touch and thrill of the bow.... |
Он отзывался на каждое прикосновение, на малейшую дрожь смычка... |
| There was something terribly enthralling in the exercise of influence. |
А как это увлекательно -- проверять силу своего влияния на другого человека! |
| No other activity was like it. |
Ничто не может с этим сравниться. |
| To project one's soul into some gracious form, and let it tarry there for a moment; to hear one's own intellectual views echoed back to one with all the added music of passion and youth; to convey one's temperament into another as though it were a subtle fluid or a strange perfume; there was a real joy in that-perhaps the most satisfying joy left to us in an age so limited and vulgar as our own, an age grossly carnal in its pleasures, and grossly common in its aims.... |
Перелить свою душу в другого, дать ей побыть в нем; слышать отзвуки собственных мыслей, усиленные музыкой юности и страсти; передавать другому свой темперамент, как тончайший флюид или своеобразный аромат, -это истинное наслаждение, самая большая радость, быть может, какая дана человеку в паш ограниченный и пошлый век с его грубочувственными утехами и грубопримитивными стремлениями. |
| He was a marvellous type, too, this lad, whom by so curious a chance he had met in Basil's studio; or could be fashioned into a marvellous type, at any rate. |
...К тому же этот мальчик, с которым он по столь счастливой случайности встретился в мастерской Бэзила, -- замечательный тип... или, во всяком случае, из него можно сделать нечто замечательное. |
| Grace was his, and the white purity of boyhood, and beauty such as old Greek marbles kept for us. |
У него есть все -- обаяние, белоснежная чистота юности и красота, та красота, какую запечатлели в мраморе древние греки. |
| There was nothing that one could not do with him. He could be made a Titan or a toy. |
Из него можно вылепить что угодно, сделать его титаном -- или игрушкой. |
| What a pity it was that such beauty was destined to fade!... |
Как жаль, что такой красоте суждено увянуть!.. |
| And Basil? |
А Бэзил? |
| From a psychological point of view, how interesting he was! |
Как психологически интересно то, что он говорил! |
| The new manner in art, the fresh mode of looking at life, suggested so strangely by the merely visible presence of one who was unconscious of it all; the silent spirit that dwelt in dim woodland, and walked unseen in open field, suddenly showing herself, Dryad-like and not afraid, because in his soul who sought for her there had been wakened that wonderful vision to which alone are wonderful things revealed; the mere shapes and patterns of things becoming, as it were, refined, and gaining a kind of symbolical value, as though they were themselves patterns of some other and more perfect form whose shadow they made reaclass="underline" how strange it all was! |
Новая манера в живописи, новое восприятие действительности, неожиданно возникшее благодаря одному лишь присутствию человека, который об этом и не подозревает... Душа природы, обитавшая в дремучих лесах, бродившая в чистом поле, дотоле незримая и безгласная, вдруг, как Дриада, явилась художнику без всякого страха, ибо его душе, давпо ее искавшей, дана та вдохновенная прозорливость, которой только и открываются дивные тайны; и простые формы, образы вещей обрели высокое совершенство и некий символический смысл, словно являя художнику иную, более совершенную форму, которая из смутной грезы превратилась в реальность. Как это все необычайно!
|