| But, as the nineteenth century has gone bankrupt through an over-expenditure of sympathy, I would suggest that we should appeal to Science to put us straight. |
Но девятнадцатый век пришел к банкротству изза того, что слишком щедро расточал сострадание. И потому, мне кажется, наставить людей на путь истинный может только Наука. |
| The advantage of the emotions is that they lead us astray, and the advantage of Science is that it is not emotional." |
Эмоции хороши тем, что уводят нас с этого пути, а Наука -- тем, что она не знает эмоций. |
| "But we have such grave responsibilities," ventured Mrs. Vandeleur, timidly. |
-- Но ведь на нас лежит такая ответственность! робко вмешалась миссис Ванделер. |
| "Terribly grave," echoed Lady Agatha. |
-- Громадная ответственность! -- поддержала ее леди Агата. |
| Lord Henry looked over at Mr. Erskine. |
Лорд Генри через стол переглянулся с мистером Эрскином. |
| "Humanity takes itself too seriously. |
-- Человечество преувеличивает свою роль на земле. |
| It is the world's original sin. |
Это- его первородный грех. |
| If the caveman had known how to laugh, History would have been different." |
Если бы пещерные люди умели смеяться, история пошла бы по другому пути. |
| "You are really very comforting," warbled the Duchess. "I have always felt rather guilty when I came to see your dear aunt, for I take no interest at all in the East End. |
-- Вы меня очень утешили, -- проворковала герцогиня.-- До сих пор, когда я бывала у вашей милой тетушки, мне всегда становилось совестно, что я не интересуюсь ИстЭндом. |
| For the future I shall be able to look her in the face without a blush." |
Теперь я буду смотреть ей в глаза, не краснея. |
| "A blush is very becoming, Duchess," remarked Lord Henry. |
-- Но румянец женщине очень к лицу, герцогиня, -- заметил лорд Генри. |
| "Only when one is young," she answered. "When an old woman like myself blushes, it is a very bad sign. |
-- Только в молодости, -- возразила она.-- А когда краснеет такая старуха, как я, это очень дурной признак. |
| Ah! Lord Henry, I wish you would tell me how to become young again." |
Ах, лорд Генри, хоть бы вы мне посоветовали, как снова стать молодой! |
| He thought for a moment. |
Лорд Генри подумал с минуту. |
| "Can you remember any great error that you committed in your early days, Duchess?" he asked, looking at her across the table. |
-- Можете вы, герцогиня, припомнить какую-нибудь большую ошибку вашей молодости? -- спросил он, наклонясь к ней через стол. |
| "A great many, I fear," she cried. |
-- Увы, и не одну! |
| "Then commit them over again," he said, gravely. "To get back one's youth, one has merely to repeat one's follies." |
-- Тогда совершите их все снова, -- сказал он серьезно.Чтобы вернуть молодость, стоит только повторить все ее безумства. |
| "A delightful theory!" she exclaimed. "I must put it into practice." |
-- Замечательная теория! -- восхитилась герцогиня.-- Непременно проверю ее на практике. |
| "A dangerous theory!" came from Sir Thomas's tight lips. |
-- Теория опасная! -- процедил сэр Томас сквозь плотно сжатые губы. |
| Lady Agatha shook her head, but could not help being amused. |
А леди Агата покачала головой, но невольно засмеялась. |
| Mr. Erskine listened. |
Мистер Эрскин слушал молча. |
| "Yes," he continued, "that is one of the great secrets of life. |
-- Да, -- продолжал лорд Генри.-- Это одна из великих тайн жизни. |
| Nowadays most people die of a sort of creeping common sense, and discover when it is too late that the only things one never regrets are one's mistakes." |
В наши дни большинство людей умирает от ползучей формы рабского благоразумия, и все слишком поздно спохватываются, что единственное, о чем никогда не пожалеешь, это наши ошибки и заблуждения. |
| A laugh ran round the table. |
За столом грянул дружный смех. |
| He played with the idea, and grew wilful; tossed it into the air and transformed it; let it escape and recaptured it; made it iridescent with fancy, and winged it with paradox. |
А лорд Генри стал своенравно играть этой мыслью, давая волю фантазии: он жонглировал ею, преображал ее, то отбрасывал, то подхватывал снова; заставлял ее искриться, украшая радужными блестками своего воображения, окрылял парадоксами. |
| The praise of folly, as he went on, soared into a philosophy, and Philosophy herself became young, and catching the mad music of Pleasure, wearing, one might fancy, her wine-stained robe and wreath of ivy, danced like a Bacchante over the hills of life, and mocked the slow Silenus for being sober. |
Этот гимн безумствам воспарил до высот философии, а Философия обрела юность и, увлеченная дикой музыкой Наслаждения, как вакханка в залитом вином наряде и венке из плюща, понеслась в исступленной пляске по холмам жизни, насмехаясь над трезвостью медлительного Силена. |
| Facts fled before her like frightened forest things. |
Факты уступали ей дорогу, разлетались, как испуганные лесные духи. |
| Her white feet trod the huge press at which wise Omar sits, till the seething grape-juice rose round her bare limbs in waves of purple bubbles, or crawled in red foam over the vat's black, dripping, sloping sides.
|