Кора (достает сигарету). По мне, так весьма запущенно. Здесь можно курить? Или эта старая борода (кивает на фотографию над пианино) рухнет со стены?
Тони (садится у пианино, опираясь на него спиной). О, это мой старый приятель. Дай-ка и мне.
Они закуривают. Кора садится в кресло рядом с Тони, лицом к зрителям.
Кора (наклоняется к Тони и показывает на группу перед Портретом). Интеллигенция. Безмолвный экстаз. (Повышает голос и насмешливо декламирует.)
(После паузы.) Высказывайтесь, мальчики. Скажите что-нибудь. Или послать за аспирином?
Тони. Что ты думаешь об этой картине, Кора?
Кора. Не спрашивай. У меня аллергия к классике. Эй, Пит! Пит. Да, Кора?
Кора. Ну, что скажешь, Пит? Это Искусство или это чушь?
Пит. Это, несомненно, Искусство, но у меня такое ощущение, будто мне надо срочно почистить зубы.
Кора. Замечательно! Да здравствует Искусство!
Битой. А тебе это нравится, Эдди?
Эдди. Мне это совсем не нравится.
Пит. Ну, и что ты об этом думаешь?
Эдди. Мысли мои непечатные.
Кора. О Эдди, я просто умираю — так мне хочется узнать их!
Эдди. Готова, Кора?
Кора (достает карандаш и блокнот). Вся к твоим услугам, дорогой.
Эдди. Итак, посмотрим… С чего начнем?
Битой. Мы? Это ты пишешь статью, Эдди, не мы.
Эдди. Но какого черта можно сказать об этой картине?
Кора. Я жду, гений.
Тони. Приятель, скажи, что место ее — в мусорном ящике.
Кора. А, Тони, так она и тебе не нравится?
Тони. Я просто обожаю ее! По мне, так цена ей тысячи две долларов, не меньше!
Кора. Слышишь, Эдди? Теперь ты можешь сказать, что представитель пролетариата… ведь ты пролетарий, Тони?..
Тони. Что это такое?
Кора. Конечно, пролетарий. Так вот, друзья, — это Тони Хавиер, чертовски хороший пианист. Мы с ним вместе росли в трущобах Тондо. Как раз для тебя, Эдди! Тут ты очень легко вводишь тему трущоб Тондо.
Эдди. О нет, с меня хватит!
Пит. Как ты можешь писать об искусстве и не затрагивать трущоб Тондо?
Битой. И башню из слоновой кости.
Кора. И пролетариев вроде Тони. А он говорит, что картина стоит две тысячи долларов.
Эдди. Мне наплевать, что он говорит. Я бы не дал за нее и двух центов. Не понимаю этой шумихи вокруг нее. Сомневаюсь, стоит ли вообще о ней писать. И зачем только я научился писать!
Кора. Но, дорогой, кто говорит, что ты научился?
Эдди. Давай, Пит, помоги мне.
Пит. Это просто, как пирог, Эдди. Разозлись на эту картину, а потом нагромозди чего-нибудь насчет классового сознания.
Эдди. Мне уже надоело писать о классовом сознании!
Кора. Кроме того, это уже не модно.
Пит. Можешь начать с броской фразы: «Непролетарское не может быть искусством».
Эдди. Конечно… Ну-ка… Что-нибудь вроде: «Как я всегда утверждал, искусство не автономно, искусство не должно стоять в стороне от земных дел, искусство должно быть социально значимым, искусство функционально…»
Битой. Например, побуждает людей чистить зубы?
Пит. Например, побуждает людей чистить зубы.
Битой. В таком случае дон Лоренсо необычайно преуспевающий художник.
Пит. Ему бы работать на фирму зубной пасты «Колинос».
Кора. Как я всегда утверждала, настоящие художники нашего времени подвизаются в сфере рекламы.
Битой. Микеланджело плюс Шекспир дают рекламу фирмы «Колинос».
Пит. Мой дорогой мальчик, по сравнению с функциональным совершенством рекламы «Колинос» Микеланджело и Шекспир просто дилетанты.
Кора. Заткнись, Пит. Давай дальше, Эдди. «Искусство функционально…» Что еще?
Пит. Еще он должен подчеркнуть контраст между богатством материала, ждущего художественного воплощения, и бедностью воображения наших художников.
Кора. Господи Иисусе, за что мне опять выслушивать это?
Пит. Кора, Кора, откуда такие мысли? Как можно быть критиком и не сказать об этом!
Битой (пародируя оратора). Вокруг нас трущобы Тондо, в Китае идет война…