Кандида (вяло). Да.
Дон Перико. Он болен.
Паула и Кандида (вместе). О нет!
Дон Перико. А я думаю, да. Очень болен. Во всяком случае, я согласен с Пепанг и Маноло — этот дом не для него. Ему нужен свет, свежий воздух, прохлада и покой. Он должен быть под медицинским наблюдением, его надо поместить в больницу — в хорошее частное заведение. Да, это довольно дорого, и я знаю, что ваш отец… э… что он… ну, что он остался без средств. Но если принять предложение правительства, то у вас, Паула и Кандида, будут деньги, которых хватит на то, чтобы заботиться о нем как следует.
Кандида. Он не болен! О, вы не знаете, вы ничего не знаете!
Паула. Нет такой больницы, в которой его могли бы вылечить!
Пепанг. Что ты хочешь этим сказать, Паула?
Кандида. Мы хотим сказать, что не можем принять это предложение.
Пепанг. Да вы обе в своем уме? Неужели картина для вас дороже жизни отца?
Паула. Отец не болен. И он хочет остаться здесь.
Кандида. И мы тоже останемся с ним здесь.
Маноло. Да если он и не болен, все равно вам нельзя оставаться здесь! Вы разве не знаете, что в любой момент может разразиться война? А Интрамурос — самое опасное место в городе! Ну скажите же им, сенатор, скажите!
Кандида (улыбаясь, подходит). Да, сенатор, скажите нам. Что нам делать? Бросить этот дом? Бросить его точно так же, как вы бросили поэзию? Пожалуйста, сенатор, скажите нам. Кто даст лучший совет? Обещаю, что мы последуем вашему совету. Паула, ты согласна?
Паула. Мы последуем вашему совету, каков бы он ни был, нинонг. Я обещаю.
Кандида. Вот видите, мы обе обещали! Наша жизнь в ваших руках, сенатор. Подумайте, подумайте как следует. Но к чему вам думать? Вы же сами приняли решение много лет назад. Вы сами оставили этот дом, когда оставили поэзию, когда оставили наш бедный умирающий мирок прошлого! Вы когда-нибудь сожалели о принятом решений, сенатор? Хотя, что за глупый вопрос? Стоит только посмотреть на вас сейчас. Вы богаты, вы преуспеваете, у вас власть.
Маноло. Кандида, замолчи!
Кандида. Нет, я должна сказать. Кто-то ведь должен сказать? А вот сенатор не дает ответа.
Дон Перико (мрачно). Кандида, Паула, я не вправе давать вам советы…
Кандида. А почему нет?
Паула. Некогда мы слушали вашу поэзию. Мы готовы выслушать вас и сейчас.
Кандида. Конечно же, у сенатора побольше авторитета, чем у поэта.
Дон Перико. Я прошу вас мыслить реально, а не в терминах поэзии.
Паула. О, так поэзия не реальна?
Дон Перико. Поэзия не спасет вас от бомб.
Кандида. Конечно, нет. Только политики могут спасти нас.
Дон Перико. Кандида, Паула, я всем сердцем разделяю ваши чувства к этому дому, но сейчас не время для поэтических чувств. Что вы будете делать, если война застанет вас здесь? Вы всего лишь две беспомощные женщины. А что станет с отцом?
Паула (улыбаясь, смотрит на Портрет). Мы, как Эней, понесем его на наших спинах!
Дон Перико. У вас классическое благочестие — благочестие Энея! Но такое благочестие пристало только Искусству, не жизни! На этой картине оно выглядит возвышенно, но в реальной жизни — просто смешно!
Кандида. Возвышенное всегда смешно в жизни, сенатор.
Дон Перико. И жизнь права.
Паула. Вы не всегда так думали.
Кандида. И как яростно вы восстали против этого! В каких прекрасных словах вы изливали презрение к ее законам, гнев против ее жестокости, ненависть к ее злу!
Дон Перико. Поэзия была преходящим сумасшествием моей юности, детской забавой.
Паула. И когда вы стали мужчиной, вы оставили детские забавы.
Дон Перико. Никто из нас не имеет права удаляться от мира, словно бог.
Кандида. Так что же вы нам посоветуете, сенатор? Сдаться подобно вам?
Дон Перико (после паузы). Почему вы так настроены против меня? Что я сделал? Я увидел свою судьбу и смирился с ней. И мне незачем этого стыдиться! Всю свою жизнь я служил стране, а это побольше, чем ваш отец может сказать о себе! Да, я стал богат, преуспеваю, но разве это преступление? А что, по-вашему, я должен был делать? Строчить прекрасные стишки, пока семья голодает? Заживо похоронить себя, как ваш отец? Чем он может оправдать все эти потерянные годы? Кроме этой картины — ничем! Посмотрите на себя, Паула, и ты, Кандида, посмотрите и скажите мне, оправдывает ли эта единственная картина ваше несчастье? О нет, вы злитесь не на меня! Нет, не на меня, я знаю! Ибо что такого я вам сделал?