Женщины внимательно смотрят, не обращая внимания на мужской разговор.
Чарли. Ну и ну! А я-то думал, я сам пожираю. И мне уже становилось не по себе от этого, сенатор. Да, у меня тоже есть совесть, как и у этого парня, — совесть, которая у меня на спине. И я чувствую на шее ее горячее дыхание.
Дон Перико. Это, Чарли, вовсе не твоя совесть. Это воздух, погода, климат нашего времени — беспокойство виноватого мира.
Маноло. Все мы, Чарли, чувствуем на шее это горячее дыхание и потому очень нервничаем. Может быть, именно поэтому мы так мерзко относимся друг к другу. Мы как дурные дети, которые ждут, что их вот-вот накажут, и срывают зло друг на друге.
Дон Перико. Или как обитатели ада, Маноло.
Маноло. Совершенно верно, сенатор!
Эльза (показывает эскиз). Вот, теперь понимаете мой замысел? И, милые мои, представьте себе только эту цветовую гамму!
Чарли. О’кей, но кто затеял этот ад, сенатор? Не забывайте: я просто пришел и увидел, что он уже открыт для посетителей!
Донья Лоленг. Я понимаю твой замысел, Эльза, я сама бы могла его использовать…
Дон Перико. Я знаю, что в нем всегда найдется место любому, кто только что пришел и нашел его «открытым для посетителей», Чарли!
Пэтси. Я могла бы надеть такое платье на Новый год…
Чарли. Лучше бы я нашел место, где выпить.
Донья Лоленг. О Пэтси, ты — и в греческой тунике?
Дон Перико. Выпивка за счет заведения, Чарли. Только в этом я могу помочь тебе.
Пэтси. Ну да, мамочка хочет, чтобы я оставалась маленьким голеньким пупсиком!
Чарли. Это я бы хотел остаться голеньким пупсиком!
Маноло. Ты и так им остался!
Дон Перико. И останешься, даже когда протрубит последняя труба.
Донья Лоленг. Стиль этой картины слишком строг для тебя, дорогая.
Маноло. Стиль этой картины слишком строг для всех нас. Мы не герои — мы просто голенькие пупсики!
Донья Лоленг. Пепанг, можно мне прислать сюда мою портниху посмотреть эту картину?
Пепанг. Ну конечно, донья Лоленг.
Дон Перико. Но сумеет ли портниха прикрыть нашу наготу, когда протрубит последняя труба?
Эльза. Минутку, минутку, а кому первому пришла в голову эта идея?
Пепанг. Дорогая, первому она пришла в голову моему отцу, и всякий, кто хочет позаимствовать ее, волен сделать это.
Донья Лоленг (начинает говорить, когда Пепанг еще не кончила). И конечно, дорогая Эльза, моя портниха вправе прийти сюда, если захочет, ничего не заимствуя у твоего блестящего таланта.
Пэтси (начинает говорить, когда ее мать еще не кончила). Ну да, мамочка полагает, что этот стиль слишком для меня строг, сама же вполне уверена, что может надеть какие-нибудь деревянные башмаки и будет выглядеть, как Прекрасная Елена.
Эльза (начинает говорить, когда Пэтси еще не кончила). Не думайте, что я обиделась, напротив, я чрезвычайно польщена, но разве вы не видите, что такой костюм весьма рискован для некоторых возрастных групп?
Следующие три персонажа говорят одновременно, когда Эльза еще не кончила.
Маноло. Женщины, перестаньте препираться из-за костюма, в котором, поверьте мне, все вы будете выглядеть одинаково нелепо. Да к тому же он крайне неудобен!
Чарли. Кто бы ни написал эту картину, у него тонкое чувство юмора, согласен. Но зачем ему понадобилось вешать эту картину на шею мне?
Дон Перико.
Рев сирены неожиданно заглушает голоса. Все вздрагивают в удивлении. Потом, поняв в чем дело, с выражением скуки и досады на лицах слушают неумолкающий вой. Паула и Кандида вбегают в дверь. В последующей сцене всем приходится кричать, чтобы быть услышанными.
Паула (в то время, как Кандида бежит к балкону). Что это такое? Ради бога, что это такое?
Дон Перико. Труба Апокалипсиса!
Паула. Это война?
Дон Перико. Это день гнева!
Донья Лоленг. Перестань молоть вздор, Перико!
Маноло. Это всего лишь воздушная тревога, Паула!
21