Снова звонят колокола, их звон — словно звон серебряных монет, дождем падающих в чистом воздухе. При звуке труб и барабанов оркестров, браво вышагивающих по булыжным мостовым, детская радость переполняет все сердца. Октябрь в Маниле!
Кандида стоит, прислушиваясь. Вуаль падает на стол. Она в своем лучшем платье — синем и старомодном — и в драгоценностях.
Но эти чувства, такие живые в детстве, уже не принадлежат человеку, кажется, что они уже проникли в глубины Времени, в детстве они впервые захлестнули его, а теперь все сильнее на него действуют, усложняются, детские прибаутки разрастаются до эпических размеров, эти чувства становятся семейной реликвией, которую человек получает, вступая во владение наследством, добавляя к нему еще одну драгоценность.
Кандида идет к другому балкону и останавливается возле него. Лицо поднято, глаза закрыты, ветер раздувает волосы.
Время неожиданно меняет судьбы, история снимает смоквы с чертополоха — вчерашние пираты сегодня радуются жареной свинине и бумажным фонарикам, стуку нетерпеливых тростей, звукам труб…
Кандида опускает лицо и прячет его в ладони. Звон колоколов и звуки оркестров стихают.
(Входит в комнату и становится возле лестницы.) Хэлло, Кандида.
Вздрогнув, она оборачивается.
Кандида (с облегчением). А, это ты, Битой.
Битой. О, как вы нарядны!
Кандида (выступает вперед). Праздник ведь.
Битой. Я видел вас и Паулу в церкви.
Кандида. Да, я ушла пораньше. Там такая толпа. У меня закружилась голова. Присаживайся, Битой. Паула сейчас будет.
Битой (остается стоять). А как ваш отец?
Кандида. О, как обычно. Хочешь его видеть? Но он…
Кандида и Битой (вместе). …сейчас как раз собирается вздремнуть.
Битой (смеется). Я знал, что вы это скажете!
Кандида улыбается. Снова звон колоколов. Они прислушиваются, глядя в сторону балконов.
Кандида. Ты пришел посмотреть процессию?
Битой. Опять октябрь, Кандида!
Кандида. Да… О Битой, октябрь нашего детства! Милый, милый октябрь нашего детства!
Битой. Вы помните, как наше семейство приходило к вам любоваться с балконов процессией в честь покровительницы моряков?
Кандида. И все семьи наших друзей…
Битой. Из года в год…
Кандида. Из года в год наш дом был открыт для всех, кто приходил в день Пресвятой девы, покровительницы моряков. В нашем доме это был самый большой праздник.
Битой. В столовой жареный поросенок и цыплята…
Кандида. Здесь в зале мороженое и сласти…
Битой. Все люстры зажжены…
Кандида. И во всех окнах и на балконах полно гостей…
Битой. Внизу идет процессия, а дети все время выкрикивают «А это что, мама?», «А кто вон тот, мама?».
Кандида (с наставительными материнскими интонациями). Это, сынок, добрый святой Висенте Феррер, у него крылья, потому что он был красноречив, как ангел. А вон тот, сынок, благородный Педро Мученик.
Битой. Смотри, смотри, у него из головы торчит нож! Почему у него торчит нож?
Кандида. Потому что злые люди убили его ножом.
Битой. А кто вон тот, с флагом?
Кандида (смеется). Ну закрой наконец рот, сынок! Надоел хуже чумы!
Битой. А потом вы давали мне щелчка по голове… Кандида. И эту чуму с ревом волокли прочь…
Битой. Чтобы утешить мороженым и сластями…
Кандида. Или в маленькую комнатку…
Битой. А колокола звонят, оркестры играют, на улице бурлят толпы…
Кандида. И вдруг начинается дождь!
Битой. Увы!
Кандида. Помнишь? Ты помнишь?
Битой. Если забуду тебя, Иерусалим…
Кандида. Ты чувствуешь, как пахнет ветер, Битой? Это запах праздника, запах старой Манилы — Манилы нашей любви!
Битой (откидывает голову и поет)
Кандида (неожиданно прижимает ладонь к глазам). Прекрати, Битой!
Битой (смеется). Боже, неужели я так плохо пою?