– Не забывайте, пока все – исключительно пристрелка, говорим наобум, – сказал мистер Хамфриз.
– Да, Родрик,[13] – быстро сказал мистер Томас.
Мистер Робертс заткнул уши.
– Непосвященным это непонятно! – сказал он. – Я дико извиняюсь, конечно. Мистер Эванс, у вас не найдется, например, пугача? Хочется попугать некоторых, чтоб поменьше своей образованностью щеголяли. Я вам, кстати, никогда не рассказывал, как я читал на конференции о становлении Лондона лекцию «Преодоление темноты». Ну, доложу я вам! Я толковал все время про Джека Лондона, а когда мне намекнули, что я уклонился от темы, я ответил: «Положим, это моя темнота, но разве мы ее не преодолели?» Им было нечем крыть. Миссис Дэвис сидела в первом ряду, помните миссис Дэвис? Еще читала эту первую лекцию про У. Дж. Лока[14] и посредине сбилась. Сказала: «У самар Вратарии».[15]
– Стоп, стоп, стоп! – простонал мистер Хамфриз. – Приберегите это на потом!
– Еще померанцевой?
– Как шелковая скользит, мистер Эванс.
– Как грудное молочко.
– Скажете, когда хватит, мистер Робертс? Как?
– Слово из трех букв, но означающее вопрос. Спасибо! Я это на спичечном коробке вычитал.
– Почему бы, например, их не пустить под комиксы? Весь прилавок бы разнесли, чтобы узнать, что Дафна делала дальше, – сказал мистер Хамфриз.
Он прикусил язык и с опаской вгляделся в лица друзей. Дафной звали ту самую соломенную вдову в Манслтоне, по чьей милости мистер Робертс утратил и свою репутацию, и свою важную должность в пивоваренном деле. Он имел обыкновение отсылать ей на дом бутылки бесплатно, он купил ей посудную горку, подарил сто фунтов и кольцо своей матери. Она же в ответ устраивала пышные пиршества, на которые никогда его не приглашала. Но только один мистер Томас заметил имя и поспешил сказать:
– Нет, мистер Хамфриз, туалетные рулоны тут больше бы подошли.
– Когда я бывал в Лондоне, – сказал мистер Робертс, – я останавливался на Полмер-грин у четы по фамилии Армитидж. Он был садовник. Так они каждый божий день оставляли друг другу послания на туалетной бумаге.
– Когда садовник продает свою родину? – сказал мистер Эванс. – Когда продает настурции.
Он всегда себя чувствовал чуть-чуть не на своем месте во время этих посиделок у него в доме, и он опасался, что миссис Эванс вот-вот неодобрительно нагрянет из кухни.
– Часто приходилось использовать, например: «Милый Том, не забудь, к чаю придут Уоткинсы» или «Милой Пегги на память от Тома». Мистер Армитидж был приверженец Мосли.[16]
– Бандиты! – сказал мистер Хамфриз.
– Нет, кроме шуток, а вот что делать с обезличиванием индивидуальности? – спросил мистер Эванс.
Мод была еще на кухне. Он слушал, как она гремит тарелками.
– Отвечая вопросом на вопрос, – мистер Робертс положил ладонь на колено мистера Эванса, – какая уж сейчас индивидуальность? Массовый век порождает массового человека. Машина производит робота.
– В качестве своего раба, – отчеканил мистер Хамфриз. – Заметьте: не своего хозяина.
– Вот именно. То-то и оно. Тирания механизмов, мистер Хамфриз. А расплачиваться за все живому человеку.
– Кому еще налить?
Мистер Робертс перевернул свой стакан вверх дном.
– У нас в Лланелли это означало: «Я тут любого уложу одной левой». Но, если серьезно, мистер Эванс прав: старомодный индивидуалист сейчас – как квадратный гвоздь в круглой дырке.
– И никаких гвоздей! – сказал мистер Томас.
– Возьмите хотя бы наших национальных – как на той неделе выразился Наблюдатель – недолидеров.
– Возьмите их себе, мистер Робертс, мы уж как-нибудь нашими крысами обойдемся, – сказал мистер Эванс и нервно хохотнул.
Кухня затихла. Мод управилась с хозяйством.
– Наблюдатель – Nom de plum Бэзила Дорс-Уильямса, – сказал мистер Хамфриз. – Кто-нибудь знал?
– Nom de guerre.[17] Видели, как он разделал Рэмзи Мака? «Овца в волчьей шкуре»?
– Знаю я его! – скривился мистер Робертс – И блевать я на него хотел.
Миссис Эванс услышала последнюю ремарку, входя в комнату.
Это была тощая женщина с горестными морщинами, усталыми руками, остатками прекрасных темных глаз и надменным носом. Женщина незыблемая, она однажды в сочельник полтора часа выслушивала мистера Робертса, описывавшего свой геморрой, и, не протестуя, позволяла ему характеризовать последний как «гроздья гнева». В трезвом виде мистер Робертс к ней адресовался «сударыня» и ограничивал свою речь темами погоды и насморка. Он вскочил, уступая ей свой стул.
– Нет, благодарю вас, мистер Робертс, – сказал она жестким, четким голосом. – Я сейчас же иду спать. Не выношу этот холод.
13
Один из романов Тобайаса Джорджа Смоллета (1721–1771) называется «Приключения Родрика Рэндома», что можно условно перевести как «Приключения Родрика Наобума».
16
Сэр
17