Потом мы прикончили нашу еду.
– Другого такого места нет, – сказал я. Я уже снова был почти моего собственного размера, сто пятьдесят два сантиметра, сорок с чем-то килограммов, и голос мой уже не взмывал в увеличительную высь. – Мы в открытом море. И Червь двигается, да? Давай его в Ирландию направим. Йетса увидим, ты к камню Бларни приложишься.[22] В Белфасте сражаться придется.
Рэю на краю утеса было не по себе. Он не желал наслаждаться – греться на солнышке, или на бок повернуться, в пропасть заглянуть. Нет, он норовил сесть прямо, как на стуле, и он не знал, куда девать руки. Играл своей нудной тросточкой и ждал, когда день пойдет по правильной колее, Червь пустит тропы, а над отвесными кручами вырастут перильца.
– Да, диковато тут для комнатной крысы.
– Сам крыса. А кто автобус остановил?
– А то ты не рад, что остановили! Еще шли и шли бы, как Феликс.[23] Да ты просто прикидываешься, что тебе тут не нравится. Сам небось плясал.
– Два раза подпрыгнул.
– А-а, ясно, тебе мебель не подходит. Нехватка диванов и кресел, – сказал я.
– Строишь из себя деревенского, а корову от лошади не отличишь.
Мы стали переругиваться, и скоро Рэю полегчало – он отключился от скучной реальности вольного мира. Если бы вдруг сейчас пошел снег, он бы не заметил. Он весь ушел, он втянулся в себя, и на утесе он был в темноте, как за закрытыми ставнями.
Двое гигантов, оравших на птиц, затихли в траве – маленькие, едва слышные ворчуны у себя в норке.
Я уж знал, что сейчас начнется, когда Рэй голову опустил, задрал плечи, и получилось, что у него нет шеи, и он выдохнул воздух, не размыкая зубов. Он уставился на свои пыльные белые туфли, и я понял, что он представляет себе: ноги мертвеца в постели – и сейчас он заговорит про брата. Иной раз, когда мы, навалясь на ограду, смотрели футбол, я замечал, как он разглядывал свою руку, он ее истончал, раздевал от мышц, делал бесплотной, он видел перед собой руку Гарри – кожа да кости. Если он хоть на минутку отключится, если оставить его одного, если он опустит глаза, перестанет сжимать твердую природную ограду или свою горячую трубку – сразу он угодит в те страшные комнаты, будет таскать тряпки и миски, прислушиваться к колокольчику.
– В жизни не видал такой уймы чаек, – сказал я. – А ты? Такая уйма чаек. Вот попробуй их сосчитай. Видишь, там две подрались. Ой, смотри, как куры, в воздухе друг друга клюют! На что спорим – победит которая больше. У, носатая! Не завидую ее сегодняшнему ужину – кусочек ягнятины и мертвая чайка. – Я сам себя послал подальше за эту свою «мертвую». – В городе утром весело было, да? – сказал я.
Рэй смотрел на свою руку. Теперь его было не остановить.
– В городе весело было? Все в летнем снаряжении, улыбки и смех. Детишки играют, все довольны, прямо куда там. А я отцу встать не давал с постели, когда он зайдется. Силком в постели держал. Я брату простыни два раза в день менял – все в крови. Я видел – он худеет, худеет. Под конец его одной рукой можно было поднять. А жена к нему не заходила, потому что он ей кашлял в лицо. Мама не ходячая, мне и еду сварить, и с ложечки их покормить, простыни менять, отца в постели силком держать, когда зайдется. Не очень-то будешь тут жизни радоваться.
– Но ты же любишь ходить, ты так радовался. Смотри, какой изумительный день, Рэй. Насчет брата – это кто спорит. Ну давай осмотримся. Давай спустимся к морю. Может, мы пещеру найдем с доисторической живописью, напишем про нее статью, кучу денег огребем. Давай спустимся.
– Брат меня подзывал колокольчиком. Он только шепотом мог говорить. Говорил: «Рэй, погляди на мои ноги. Со вчерашнего не похудели?»
– Солнце садится. Давай спустимся.
– Отец думал, я его хочу убить, когда я ему встать не давал с постели, силком держал. Я держал его, когда он умирал, а он хрипел. Мама на кухне, в своем кресле, была, но она поняла, что он умер, и стала кричать, сестру звать, а сестра – в больнице. Мама кричит, Гарри у себя в колокольчик звонит, а я не могу к нему подойти, а отец мертвый в постели лежит.
– Я к морю спускаюсь. Ты идешь?
Он вылез из своей норы на свет Божий и пошел за мной через вершину и дальше, по круче вниз. Бурей взметнулись чайки. Я цеплялся за острые, сухие кусты, но я выдирал их с корнем, опора под ногами у меня посыпалась, место, за которое я ухватился рукой, подалось; я снова пополз вверх по черной плоской скале, отворачивающей от моря маленькую, как у Червя, головку в нескольких гибельных шагах от меня, и, весь мокрый от летящей воды, я поднял глаза и увидел Рэя: он падал, и за ним был ливень рушащихся камней. Ему удалось приземлиться со мною рядом.
22
23