В дневнике Кати он написал замечание: «Показывала кулак на уроке рисования».
Вечером Катя вышла во двор. Во дворе гуляли малыши. Они ходили вокруг деревянной горки и не могли на нее забраться. Родители малышей скалывали детскими лопатками лед с лесенки. Наконец лед весь скололи и родители по разу съехали вниз. Некоторым понравилось, и они прокатились еще по разу. Потом стали кататься малыши. Но малыши были неорганизованными. Один стоит на горке и кричит вниз, чтоб ему освобождали дорогу, а потом съедет и сам становится на этой дороге.
Катя предложила кататься вагончиками. Все цеплялись друг за друга и ехали вниз. Внизу у конца ледяной дорожки получалась куча мала. Когда Катя в третий раз вылезла из этой кучи вся белая, в ледяной трухе, ее остановила женщина в красивой шубе.
— Вероятно, ты Катя Ермолова?
— Я. А как вы узнали?
— Да так вот, по рассказам, — усмехнулась женщина.
Катя привела ее к своей квартире.
Дверь открыл Катин папа с ножом в руке. Он, если что делал, то всегда забывал положить вещь, которой работал, на место, когда звонили, и шел с этой вещью открывать.
Женщина в шубе странно посмотрела на большой кухонный нож в папиной руке и сказала:
— Я мама Левы Дорина.
Папа засмущался и спрятал нож за спину. Женщина еще раз странно посмотрела на папу и вошла в квартиру.
А Катя вернулась на горку. Но там стало ей неинтересно, потому что интересней было бы послушать разговор папы с доринской матерью.
— У тебя опять замечание, — сказала Катина мама вечером за чаем. — Ну зачем ты показывала кулак Леве Дорину?
Катя молчала.
— Разве я показываю папе кулак? Что ты молчишь? Скажи, я показываю?
Папа вынул платок и стал в него сморкаться. Было похоже, что он в этот платок смеется.
— Ты не молчи. Ты скажи, я показываю кулак кому-нибудь на улице? — настаивала мама.
— Нет, — сказала Катя тихо.
— А ты вот показываешь. Человеку, который тебя исправляет.
— Я больше не буду в следующий раз.
— Ты каждый день говоришь свое «больше не буду».
— И нет. Про кулак не говорила. Про плоты и про рваное платье говорила, а про кулак — ни разу.
— Ладно, — сказал папа, — пошли играть в шашки.
— Нет, ты подожди. Ты видишь, я ее воспитываю.
Но папа уже ушел в комнату.
Про разговор с матерью Дорина он ничего не сказал. Или разговор был такой секретный?
В комнате у Кати жил говорящий скворец Петька. Этот скворец раньше принадлежал тунеядцу Ляпину с первого этажа. Про Ляпина все говорили, что у него светлая голова, но он сбился с пути. И терпели его художества, пока не кончилось терпение.
Ляпин ловил птиц и торговал ими на рынках. А дома у него постоянно жил в своей клетке скворец Петька. И Ляпин научил его говорить. Когда у Ляпина было хорошее настроение — Петька учился хорошим словам, когда настроение было разное — Петька учился словам разным.
Однажды была выставка птиц, и Петька занял там первое место среди скворцов по чистоте выговора. Его пригласили участвовать в телевизионной передаче. Ляпин к этой передаче купил себе белую рубашку и занял галстук у Катиного отца.
Передача называлась «Привет вам, птицы». Сначала артистка прочитала рассказ писателя Виктора Голявкина, который тоже так назывался — «Привет вам, птицы», а потом выступал скворец Петька. Его клетка стояла на высокой круглой тумбе под яркими прожекторами, от которых шел жар. И когда к Петькиной клетке оператор подвез камеру, а с другой стороны подсунули микрофон, Петька вдруг вместо «доброго утра» или «ну-ка, ну-ка» закричал: «Привет дуракам! Привет дуракам!»
— Ой-ой! — испугался оператор и сел около камеры на пол.
— Ох, — зажал уши режиссер, а потом стал пить воду большими глотками прямо из графина.
А тунеядец Ляпин бегал вокруг клетки, стучал кулаком по решетке и грозил разными словами.
После этой передачи некоторые телезрители написали коллективное письмо в газету о том, что их несправедливо презирают.
А тунеядца Ляпина судили общественным судом жильцы дома.
И теперь Ляпин исправляется на заготовках леса, а скворец Петька исправляется в комнате у Кати.
Птицы быстро забывают разные слова, если при них не повторяют эти слова люди. Но Петька еще не все забыл, зато тунеядец Ляпин уже исправился и пишет в домовый комитет письма, в которых обещает поступить на завод учеником пожарного, а по телевизору никогда больше не выступать, сколько бы его ни звали.
На следующий урок рисования учитель принес фарфоровый кувшин и деревянную подставку. Подставку он поставил на стол, кувшин на подставку.