«Он все-таки стал ее любовником, – подумала Глория. – Госпожа Жемчужная весьма дипломатично обходит вопросы о нем. Не хочет признаваться, что без постели не обошлось. Это от его ребенка она избавилась…»
– Что вы на меня так смотрите? – не выдержала посетительница. – Да, мы… полюбили друг друга! Это ведь не зазорно? Мое чувство благодарности переросло в привязанность, потом в страсть. Я выросла в деревянном домишке на окраине, с печным отоплением и без водопровода. А он показал мне, какой может быть жизнь! Все самое лучшее и приятное мне довелось испытать с ним. Что я видела до переезда в Москву? Нищету, вечные долги… В моей семье приходилось считать каждую копейку. Отец не пьет, но зарабатывает мало. Мама привыкла экономить на всем, – на еде, на одежде. Только здесь, в столице, я научилась носить красивые вещи, причесываться в салоне… у меня появились золотые украшения…
– Его подарки?
– Не без того. Разумеется, я сама зарабатываю. Мне платят приличное жалованье в театре. На все необходимое хватает.
– А на роскошь?
Жемчужная смутилась и залилась краской. Разговор давался ей тяжело. Хотелось бы сгладить кое-какие углы, но лукавить она не умела.
– Я принимаю его презенты… однако никогда ничего не прошу.
– Он старше вас…
– На пятнадцать лет, – кивнула она. – Для мужчины это зрелость.
Глория не то чтобы угадывала, – история провинциалки, которая приехала покорять Москву, была ей знакома. Похожий путь проделали многие.
– Вы меня осуждаете?
– Разве я имею право? – улыбнулась Глория. – Каждый сам строит свою судьбу.
– По крайней мере, я не лезу в чужую семью. Ни у кого ничего не отбираю.
– Он не женат?
Актриса покачала головой. Несмотря на нескромные признания, она держалась горделиво. Ее повадки отличались порывистой грациозностью, а осанка оставалась прямой, как у балерины. Очевидно, ее обучали не только пению, но и танцам.
– Его любили многие женщины, – уклончиво ответила она. – Но ни одна не завладела его сердцем. Он даже не разведен.
– Бережет свою холостяцкую свободу?
– Женитьба ничего не значит. Главное – искренние чувства, а не штамп в паспорте.
– Не спорю, – согласилась Глория. – Вы живете вместе?
– Он снимает для меня квартиру…
– В театре знают о ваших отношениях.
– Этого невозможно скрыть. Он очень увлечен сценой… зачастую присутствует на репетициях. Сам пробует играть.
– Лучшие роли, конечно, достаются вам.
– Да, – просто, без жеманства, подтвердила Жемчужная. – Он, как хозяин театра, имеет решающее слово. Хотя роли распределяет режиссер. Кроме концертов, мы ставим водевили, отрывки из пьес… а сейчас репетируем Шекспира.
– Ого! Что именно? – заинтересовалась Глория.
– «Антония и Клеопатру»…
– Но ведь там нет вокальных партий.
– Зато есть над чем работать. Я имею в виду играть. Мы все учимся актерскому мастерству.
– Царица Клеопатра досталась вам, не так ли? Другие актрисы, вероятно, завидуют.
Жемчужная не стала этого отрицать. Зависть царит в любом коллективе, а в театральном – особенно.
– И вы подозреваете, что ваши товарки прибегают к черной магии, дабы навредить вам.
– Раньше мне такое и в голову бы не пришло… но в последнее время…
Посетительница смешалась и замолчала, нервно комкая носовой платок.
– …с вами происходит нечто из ряда вон выходящее, – продолжила за нее Глория.
– Вот именно! Из ряда вон… Понимаете, дело не столько в шантаже… хотя и это ужасно. Мне напророчили смерть! Если я не уберусь из Москвы… то умру…
– За этим вы и пришли, сударыня. А как же ребенок?
– Шантажистка угрожает мне разоблачением. Она обещает рассказать отцу ребенка… что я… убила его. То есть… сделала аборт.
– У нее есть доказательства? Видеозапись?
– Естественно! – всплеснула руками Жемчужная. – Раз она решилась на такое! Но дело даже не в ней. Что меня ждет? Неужели пророчество сбудется?
Она умоляюще прижала ладони к груди. Вероятно, похожими жестами сопровождались ее реплики на сцене.
Глория понимала: ей устраивают проверку.
– Я заплачу вам! – пообещала актриса. – Мне сказали, сколько стоит сеанс у Агафона.
– Моя э-э… квалификация несколько уступает его мастерству. Но я попробую…
Глория прикинула, связаны ли между собой шантаж и угроза смерти. Ничего толкового в голову не пришло.
– Врач, который вымогает у вас деньги, – женщина… близкая к вам, – брякнула она наобум.