Под страдальческим взглядом режиссера он попробовал себя в роли датского принца. Актеры отворачивались, хихикая. Даже осветитель не выдержал и прыснул при какой-то из реплик новоиспеченного Гамлета.
«Я вам лучше что-нибудь попроще подберу для начала», – деликатно предложил режиссер.
Зубов согласился. Посещая репетиции, он прикидывал, в какой роли не оконфузится… и остановился на Антонии. Побежденный римский полководец вызвал его сочувствие и понимание. Лучше покончить с собой, чем позор и насмешки. Он бы поступил так же.
«Я вам не советую браться за Антония…» – робко возразил режиссер.
«Что же мне, лакея играть прикажешь? – вспылил Зубов. – Или солдата, который всю пьесу молча стоит истуканом?»
Он добросовестно выучил текст и явился на репетицию. Клеопатру должна была играть его обожаемая Полина. Но та приболела. Вместо нее слова египетской царицы произносила другая актриса.
Зубов приосанился и с пафосом начал:
При этих словах режиссер разрыдался, – лишь спустя минуту Зубов сообразил, что тот истерически хохочет…
Проводив гостью, Санта вернулся и доложил:
– Она уехала.
– Я беспокоюсь за нее… – задумчиво произнесла Глория.
Великан истолковал ее слова по-своему.
– У дамы внедорожник, – напомнил он. – Снега не так много. Проселок разъездили. Доберется.
Глория смотрела из окна и обратила внимание на марку и цвет машины. Вероятно, красный «мицубиши» – подарок покровителя госпожи Жемчужной.
Такой автомобиль стоит не дешево.
– Она сама за рулем. Без водителя.
– Зачем ей тащить сюда водителя? – пробурчал Санта. – Никто не афиширует визиты в наше тихое местечко.
Он скривился, и эта гримаса, должно быть, имитировала улыбку.
– Обед подавать? У меня жаркое поспело… и суп-пюре из тыквы.
– Как? – всполошилась Глория. – Уже обед?
– Хозяин всегда обедал рано. В полдень…
Глория привезла из своей московской квартиры несколько дорогих ее сердцу вещей, и среди них – часы с бронзовыми амурами. Они стояли на каминной доске. Ажурные стрелки действительно приближались к двенадцати. Неужели они с Жемчужной говорили так долго?
Санта перехватил ее взгляд.
– Время здесь течет иначе…
– В каком смысле?
Слуга пожал могучими плечами.
– Иначе и все. Оно то бежит… то едва тянется, а может вовсе остановиться. Агафон пользовался только песочными часами. Он говорил, что в их шуршании слышен голос вечности…
С этими словами великан неодобрительно покосился на толстощеких амуров.
– У Агафона был тонкий слух, – усмехнулась она. – Ладно, неси обед.
Глория с удивлением обнаружила, что проголодалась. Кажется, все в доме, включая распорядок дня, останется так, как было заведено карликом.
Суп-пюре из тыквы она пробовала в первый раз и пришла в восторг:
– А ты вкусно готовишь!
Санта расцвел, порозовел и стал точной копией Деда Мороза за трапезой. Глория настояла, чтобы они обедали вместе. Великан сначала упирался, но потом уступил. Женщина есть женщина… ей нужна компания.
– Жаркое тебе тоже удалось, – искренне восхитилась она кулинарными способностями слуги. – Если когда-нибудь тебе захочется от меня уйти, я дам тебе рекомендацию как искусному повару. Стряпня тебя прокормит.
– Не захочется.
– Не клянись! Не зарекайся!
Остаток дня она провела в мастерской Агафона. Изучала его бумаги, в которых черт ногу сломит… и любовалась коллекцией минералов. У стола поблескивал золоченой земной осью старинный глобус, куда Глория запрятала «формулу творения»[9]. По примеру покойного мужа. Анатолий был кем угодно, но только не дураком.
Глория с суеверным страхом обходила бархатный диван, на котором испустил дух бывший хозяин мастерской. Она не решилась бы на него сесть ни при каких обстоятельствах. Слишком свежи были в памяти те жуткие мгновения, когда он умирал, вцепившись в ее руку… а она дрожала как осиновый лист и истошно звала Санту…
Время в этом доме в самом деле то пускалось в галоп… то останавливалось. Она не заметила, как задремала в кресле. Сон длился несколько минут, а когда она проснулась и поднялась наверх, за окнами уже сгустилась тьма.
Что она пыталась понять, прикасаясь к предметам, собранным прежним хозяином? Хотела проникнуть в его мир? Зачем?..
– Вам звонили, – невозмутимо доложил Санта.
– Кто, Жемчужная?
– Ваш телохранитель, Лавров…