– Давайте вашу женщину, – буркнул он.
– Сейчас, сейчас! – суетливо пробормотал Кондратьев, бросаясь к освещенному домику автоинспекции и от поспешности запинаясь нога за ногу.
«Е-мое! – тоскливо подумал Василий. – Вот же гуманист нашелся, а?! Что он так выплясывает вокруг этой бабы? А впрочем, при чем тут гуманизм? Наверняка просто хочет избавиться от нее…»
Из темноты медленно вышел Кондратьев, осторожно ведя под руку грузно ступавшую высокую женщину.
Одного мгновения хватило Василию, чтобы понять, отчего Эдуард Валентинович был обуреваем желанием как можно скорее избавиться от ночной незнакомки. Она была цыганка! Самая настоящая цыганка – босая, во множестве юбок и с длинными черными косами! Цыганка была беременна, и все эти многочисленные юбки нелепо топорщились на ее высоком, непомерно раздутом животе. При ходьбе она то и дело сгибалась и замирала на мгновение, словно не в силах была идти дальше, хваталась то за поясницу, то за живот…
Уж на что мимолетным было общение Василия с дамами в интересном положении, но и он, при всей своей неопытности, натурально схватился за голову: ведь если цыганка не родит своего цыганенка в его машине, это будет настоящим чудом!
Из раздела «Происшествия» газеты «Губернские ведомости»
Минувшей ночью на автодороге Москва – Нижний Новгород вблизи поворота на Дзержинск совершено разбойное нападение на пост дорожной инспекции. Убиты находившиеся на ночном дежурстве сержант Кондратьев Э. В. и прапорщик Гридя Н. К.
Расследование преступления взято под особый контроль. Наш источник в пресс-службе областного УВД сообщает, что отрабатываются версии злостного хулиганства, а также связи с профессиональной деятельностью убитых.
…Ошиблась я? Или это впрямь была она? Та самая, с перьями в волосах и в рыболовной сетке вместо платья? Как же ее звали, бог ты мой…
Бедный мой дневник, чего тебе только не приходится терпеть, какими только сумбурными записями не пестрят твои страницы!
Но сегодня такой кошмарный день, что беспорядочность мыслей извинительна. Впрочем, попытаюсь все же писать по порядку.
Только что вернулась домой, и сил нет ни на что, только сесть и записать развязку той трагедии, которая разворачивалась на моих глазах и завершилась нынче. Хотя, какого еще исхода можно было ожидать для полковника, заключенного в предварилке? А для всех остальных? В том числе и для моего несчастного брата?
Я бывала в приемной предварилки еще раньше, девочкой. «В старое время», как теперь принято выражаться. Мы ходили туда с моей тетей Лидой, младшей сестрой мамы. Лида (чаще я звала ее Лидусей) была курсистка, в предварилку иногда сажали ее друзей-студентов, «возмущавшихся» против правительства. Сюда ненадолго попадали за участие в демонстрации или за хранение и распространение нелегальной литературы. Как-то раз угодила «к сатрапам» и Лидуся. Правда, до тюрьмы дело не дошло. У нее и еще нескольких барышень-курсисток и молодых студентов просто отобрали на время студенческие билеты. Помню, в канцелярии на Гороховой один из «сатрапов» – усатый жандарм, совсем не злой, а просто очень усталый, ворчал:
– Что ж, молодые господа, неужто делать вам больше нечего, как только жизни себе ломать? Вот погодите, дома влетит вам от родни! Папаша с мамашей небось на вас не надышатся, небось последние деньги отдали на вашу учебу, а вы фордыбачите. Чем вам не мила власть, в толк не возьму. Что ж лучше-то может быть?! Возьмите билетики и подите учитесь, а больше в политику не лезьте, не то пробросаетесь жизнями-то!
Усатый жандарм как в воду глядел. Пробросались мы, ох, пробросались! Все изменилось, а уж предварилка-то… В приемной, где раньше собиралось человек 15–20, теперь густая толпа – соответственно количеству тюремного населения. В камерах, рассчитанных на восемь человек, теперь 54. А ее узники… они те же студенты и курсистки, только повзрослевшие, постаревшие, проклинающие заблуждения своей молодости, которые довели их и Россию до того жуткого безвременья, кое мы переживаем и конца коему ждем… но уже вряд ли верим в возможность перемен! Они, эти глупенькие, наивные друзья Лидуси, считали честью «пострадать за народ». Он-то, народ, и отблагодарил их нынче!..
Но вернемся к предварилке. Помню, тетя Лида приносила своим друзьям «политическим» в предварилку жареных рябчиков, конфеты от Беррини и цветы от Эйдерса. Все это она, курсистка, вполне могла себе позволить, хотя жила своим трудом, без помощи родителей: эмансипе! Я же, недоучившаяся акушерка, с азартом продаю портьеры, меховые воротники и бабушкино серебро, а в результате могу позволить себе принести брату только жалкий горшочек пшенной каши. Порцию для воробья, и то – воробья несовершеннолетнего! А ведь мой любимый брат – взрослый, высокий мужчина…