Ницеар встал с места, подошёл к окну и открыл его. В кабинет ворвался завывающий ветер, однако чиновник, обернувшись к гостье и убедившись, что она не задумала дурного, выглянул наружу. Ови шёпотом скомандовала ласточке и показала пальцем на большой шкаф с покрытыми пылью книгами. Пернатая дематериализовалась и, пытаясь совладать с ветром, подмахнула к самой высокой полке. На глазах Овроллии сапфир, окружённый едва заметной пыльцой, протолкнулся в пустое пространство между книгами и едва слышно врезался в стенку шкафа. Прозрачный силуэт птицы почти сразу исчез.
— Не понимаю, куда смотреть? — спросил Ницеар, обернувшись. — Лучше закрыть, дует, знаете ли…
— Смотрите, как выглядит настоящий порядок, — сказала чародейка, вставая. — А искусственно созданное вами преступление вызвало лишь хаос, сумятицу и ссору меж теми, кто считал себя близкими друг другу.
Он закрыл окно и повернулся к Ови со словами:
— Главное, что префектура знает лучшую ученицу. Прощения, атессира чародейка, мне нужно работать.
Снаружи её ожидал только Илес, на плече которого сидела ласточка. Полурослик рассказал, что Паристо и Альцира на какое-то время задержались у кабинета, но вскоре прошли дальше. Кажется, их не интересовало ничего, кроме грядущей защиты выпускных работ и выпуска последнего курса. Девушка произнесла, обратив взор к окну:
— Неужели безумство — расплата за гениальность? Не того я хочу, не того…
— О чём ты? — не понимал Илес.
— Человек не должен жить по двести лет, как акадари. Высшими силами отведён срок. Нельзя искусственно увеличивать его. Всё, что ты прибавляешь себе, — это фальшивка. Пойдём, нужно вернуть диадему в реликторий, сходим к мастеру Тункве. А затем… будем отдыхать.
Вскоре после успешной защиты выпускной работы прошёл последний бал, который, однако, Овроллия провела в спальном корпусе, постоянно перечитывая письмо с гербовой печатью розы. Дни летели быстро, сокурсники Ласточки строили планы и пытались оживить её, но она вежливо отклоняла все их просьбы, связанные как с безобидными шалостями, так и с походами в город. Незаметно для Ови наступил день главного торжества.
В самом большом зале, где неделю назад и проводился бал, в несколько длинных рядов расположились скамьи и столы. Выпускники и профессора ели и пили, многие шутили между собой, обсуждали грядущую жизнь, делились житейскими советами, но происходящее не выходило за рамки приличия. Овроллия, сидя рядом с друзьями, улавливала из голосов вокруг, что убийство и комендантский час с последующим столкновением двух отрядов ополчения не интересовали никого.
Кресци, замечая отстранённость подруги, постоянно обнимала её и пыталась включить в разговор с остальными, а Нундар, Фирца, Рицент и другие, кого Ови всегда считала друзьями, поддерживали желание. Изредка Овроллия переглядывалась с Винесцорой, сидящей во главе стола рядом с профессорами, как и полагается старосте курса. Нимфа отвечала своей сопернице тёплым взглядом, которому бы позавидовала сама старшина юстициаров Лёдериц. Ласточка переживала, что ледяная дева не почтила своим визитом академию, а значит, не могла услышать всего, с чем сегодня предстояло познакомиться Умам Белого Пергамента.
— Ректор сказал, что за мной ещё стоит последний акт симфонии, — проговорила Ови вполголоса.
Кресци непонимающе посмотрела на неё и переспросила. Эмоции переполняли всех, потому они быстро отвлекались от подавленного состояния Овроллии. Однако именно она начинала своё перерождение перед вступлением во взрослую жизнь.
Когда большой колокол ознаменовал полдень, архимаг, занимая место посередине за центральным столом, звонко отчеканил тростью. Волна молчания прокатилась по залу до самых дверей, и магистр Хольбериц, встав с места, лекторским голосом объявил о начале официальной части церемонии.
Всё время, пока шло награждение лучших выпускников по специальностям, Овроллия размышляла над словами, которые хотела произнести. Сидящие за её спиной, по бокам и перед ней школяры были внимательны, как никогда в своих жизнях. Преподаватели, часть которых находилась рядом с любимыми студентами, но большая часть ютилась в конце стола, у мест руководства академии, слушали с улыбками все те комплименты, которыми их осыпали благодарные отличники. Ласточка думала о той идиллии, том порядке, который выстраивался в академии веками, и понимала, что в этот торжественный день нельзя выплёскивать накопившуюся в себе горечь.
— Ови, когда ты наконец скажешь, куда дела птицу? — шёпотом спросила Кресци, словно подобрав удобный момент.