— Стала спорить, перечить тебе, превознося своё мнением над твоим, — перебила птица, повернув голову и посмотрев на молчаливых спутников хозяйки. — После того, как безумный чародей поймал меня в свои сети, и ко мне, приходится признаться, вернулась часть чего-то, что можно назвать «жизнью». Я стала понимать, что моя жизнь зависит от постоянной подпитки магией. Не чары того одичалого мага оставили рану на всё время моего существования, не клинок твоей сестры-близнеца. Хозяйка, эта связь чудовищна. Без магии я буду не более чем сотканным из материи пространства телом, имитирующим настоящую птицу. Только рядом с мозаикой я чувствую себя в покое и безопасности… Ты решила окончательно, нет смысла переубеждать твою светлую голову?
Ови скинула сумку на пол, взяла фамильяра в руку и погладила. Чёрные глаза не показывали ничего, возможно, все те эмоции, которые Овроллия видела раньше, были не более чем результатом самовнушением.
— Я выдавала желаемое за действительное… Однако исследования нельзя бросать на полпути. Ты останешься здесь, я отвяжу своё сознание от твоего. Проживи спокойную жизнь в вечности и… не позволяй более никому из школяров приближаться к этому мозаичному панно.
— Что ты намерена сделать? — вполголоса просипел полурослик, пока чародейка поглаживала пернатую голову.
— Новую ласточку. Моё заклинание будет обновлено, как и я — вернусь в этот мир новой. Дочь рыцарей, так он назвал меня. Доблесть, честность, отвага и сила — вот те столпы, на которых должна покоиться магия. Искусство и наука беспомощны сами по себе. Теперь я поняла.
Наставник Кенциль тяжело выдохнул и поправил две сумки на своих плечах. Илес отмолчался. Овроллия вспомнила позабытые месяцы назад строки, прочла про себя чары и поцеловала ласточку в лоб. Из её головы в уста бывшей хозяйки потянулась голубоватая пелена наподобие лёгкой дымки. Девушка почувствовала прилив сил, будто к ней вернулась вся та уверенность и твёрдость, с которыми пришлось расстаться после убийства стражников.
— Не забывай свою подругу, — пропела птица более осознанно. — И мы не забудем тебя.
Ови кивнула и подкинула ласточку, после чего взяла сумку и направилась следом за спутниками в коридор.
Не сразу найдя секретный рычаг, беглецы открыли мозаичное панно и выбрались наружу. Вскоре каменная плита, украшенная светящейся ласточкой, поднялась из проёма в полу и встала на месте. Иллюзорная птица села рядом и проводила бывшую хозяйку последним щебетанием:
— Никто не откроет эту мозаику, клянусь своим хвостом. Прощай, Овроллия.
Чародейка кивнула и вместе со спутниками отправилась прочь.
На конюшнях никого не было, кроме двух слуг-конюхов из числа людей. Они помогли навьючить поклажу на двух лошадей и выпроводили беглецов во двор. Те доехали до ворот, где их вышел встречать стражник с учётным журналом. Он дал команду остальным готовиться к пропуску, а сам записал сначала имена профессора и полурослика, после чего обратился к Овроллии:
— Как вас записать, атессира чародейка?
— Овроллия Киртан, баронесса из герцогства Нортирар, королевства Вайндуол. Пусть хронисты запомнят меня такой.
Спутники переглянулись. Илес, сидя за спиной подруги, что-то промычал про себя. Ови услышала тихие всхлипывания.
Глава 7.3 Когда начинаются грозы
Вскоре две лошади спустились с холма в низину и проехали городские ворота Квольцетара. Повсюду мерцали голубым пламенем парящие фонари, черепицы крыш и окна домов отражали искусственный свет и приманивали к себе одиноких горожан, спешащих, однако, спрятаться в тепло. Надвигалась буря, и колокол на самой высокой башне предупреждал жителей о необходимости укрыться.
В трактире было немноголюдно. Илес отправился договариваться с несколькими возницами, а Овроллия и Кенциль уселись с поклажей в середине зала и заказали себе только ягодный морс и чай с травами и мёдом. Профессор попробовал и, сдерживая гримасу на лице, проговорил:
— Горьковат, в стены академии попадает лучший экстракт, а не разбавленный какой-то дрянью из джунглей…
— В моём королевстве такого чая нет, — заявила девушка, вертя в руке письмо с гербовой печатью.
Наставник жестом попросил взять его, и Ови передала. Пока он читал содержимое, в трактир вошёл человек с шарфом на всё лицо и опущенным капюшоном. Он поставил какой-то продолговатый предмет за угол и, опираясь на стены и столы по пути, направился к барной стойке. Кенциль же, закончив читать, изобразил удивление и сказал: