Ветер, словно желая умерить любопытство Овроллии, ударил её по лицу с жестокой силой; она рефлекторно отпустила руку и свесилась наружу, устлав округу пронзительным криком. Однако спутник успел схватить её за ноги и вытянуть обратно.
— Милостивая Вари! — воскликнула девушка, принявшись целовать Илеса в щёки и лоб. — Благодарю, мой друг. Благодарю, благодарю!..
— Что здесь происходит?! — раздался гул под крышей галереи. — Именем Квольцетара, не двигаться! Кто вы такие?!
В считанные мгновения их окружили юстициары. По злому стечению обстоятельств в этот день ветер служил кому угодно, но только не молодой волшебнице.
Заседание длилось до самого вечера. Овроллия, сидя в другом конце зала, к сумеркам перестала наблюдать за тоскливо посапывающим Илесом. Полурослик, словно не в первый раз попадая в передрягу, выглядел абсолютно спокойным. Каждый час он просыпался и, понимая, что тюремщики всё ещё беседуют с руководством академии, вновь поникал головой. Моментом Ови испытала чувство зависти. Она также хотела уснуть и проснуться тогда, когда всё закончится. Когда жизнь в академии наладится.
Офицеры городской стражи всё это время беседовали с архимагом и его заместителями. Недалеко от них, в первом ряду, сидел профессор Кенциль. Стража запретила сажать пойманных за нарушением общественного порядка вместе или с кем-то из служащих академии, но наставник Овроллии всем своим видом выражал сожаление и раскаяние. Когда ректор, кажется, убедил старшину стражи в чём-то, девушка почувствовала, что скоро заседание окончится. Это почувствовал и Кенциль, утёршийся рукавом при взгляде на свою подопечную.
— Что ж, да будет так, — провозгласило морозное сопрано. Старшина юстициаров — та самая женщина в причудливом головном уборе и военной мантии, — которая разбудила Ови посреди ночи, встала, и следом за ней поднялись её сослуживцы по боевому посоху. — Мы уважаем вас, господин архимаг. Уважаем ваш труд. Академия жива и процветает благодаря вам. Поэтому корпус юстициаров в лице офицеров Северного Дозора, в ареал обеспечения безопасности которого входит защита академии Белого Пергамента, готов пойти на уступки и отпустить подозреваемую. Пока ведётся следствие, никто не покинет этих стен. Однако с вашей стороны, — дама-офицер повернулась к девушке, сотрясая воздух декоративными рогами с мехом, — мы требуем докладывать о результатах следствия. В случае нахождения вами важных улик вы обязаны предоставить доступ к ресурсам и помещениям академии нашим следопытам. Если мы выявляем факт самостоятельного участия подозреваемой в расследовании, это будет равносильно сокрытию следов.
— В таком случае, вмешательство верховного юстициара префектуры не потребуется, — заявил Паристо. — Благодарю вас за понимание, госпожа Лёдериц.
Троица офицеров кивнула и отправилась к выходу, провожаемая взглядами молодой чародейки и полурослика. Однако, пропустив вперёд спутников, Лёдериц остановилась в дверях и сказала:
— И да, господин архимаг, с этого момента юстициары будут охранять спальные корпуса как учеников, так и преподавателей. Мы будем фиксировать любое подозрительное поведение, будь то ночные бдения в библиотеках или баловство молодых в тёмных закоулках спального корпуса.
Дверь со скрипом захлопнулась. Паристо, почёсывая лоб, указательным пальцем подозвал Овроллию. Она подошла к наставнику, который умоляющим взором требовал у архимага прощения для своей подопечной, но тот, прикрыв глаза и спрятав лицо за тонкими морщинистыми пальцами, погрузился в глубокие раздумья. Его заместители — могучая телом магистресса Альцира и низкорослый магистр Хольбериц — вполголоса обсуждали своё, не смотря на сидящего между ними ректора.
— Профессор, почему вы плакали? — осторожно спросила Ови, усевшись рядом и взяв Кенциля за руку.
— Ты нарушаешь правила, дитя, — непривычно меланхолично ответил он, вновь утираясь рукавом. — Твой авторитет начинает трещать по швам.
Девушка вспомнила о том, как выглядит злополучная картина в подземелье. В горле застыл ком, она не нашла в себе силы сказать что-либо.
— Никогда ещё мы так не унижались перед властями города, — прервал разговор с великаншей Хольбериц. — Овроллия, ведомо ли тебе, что теперь твоё расследование окончено? А значит, через неделю-полторы сюда прибудет верховный юстициар, и никто не защитит тебя от его изощрений. Поверь, этот старик явно носит в себе вашу, южную кровь. И пытки, чужая боль и крики доставляют ему неимоверное удовольствие.