— Дабы удивить руководство академии и совет префектуры, наша подопечная хотела усовершенствовать своё заклятье, даровать птице настоящий интеллект, зафиксировать последовательность собственных действий и представить в качестве выпускной работы. Я сам неоднократно ловил девушку за поздним чтением в библиотеках и тёмных закоулках, думаю, её наставник подтвердит это. И кто-то ещё, кто обычно дежурит ночью со стражей.
Ласточка осмотрела ряды чародеев перед собой. Некоторые, включая Кенциля и Тункве, кивнули.
— Она учёная, в чём-то фанатичная, но учёная, — не сразу добавил Паристо. — Такие нужны академии. Без них бы Акадар Фрадур канул в лету за тысячи лет своей истории. Кто-то справедливо заметит, что украденный артефакт мог бы пригодиться Овроллии, возможно, именно ради совершенствования навыков. Но вспомните себя в молодые годы, друзья. Как вспоминаю себя я, как недавно вспоминали себя мои дети, внуки, правнуки и жена, покинувшая наш мир пять лет назад. Обладание чрезмерной силой для акадари — это инструмент, а не цель жизни. Владение силой — азарт. Сама система нашего образования построена на том, чтобы молодые стремились к здоровой конкуренции, а не бесчестию.
— Мы видим в ней именно это, — продолжил глубокий голос слева от ректора. — Получить Диадему знаний Овроллия намеревалась именно в здоровом соревновании, а не воровстве. Почему? Потому что она одна из нас. Пусть в ней течёт кровь пришельцев-вайнов, но акадари уже давным-давно отказались оценивать других по врождённому. Только поступки, мысли и слова имеют значение.
Преподаватели молчали. Кто-то смотрел прямо перед собой, кто-то поглядывал за спину Овроллии, слушая руководство академии, но взгляда девушки избегали все. Среди них она заметила двух специалистов, но не в магии, а в прикладном ремесле. Седеющий мастер Алериц, обладающий пронзительными и печальными светло-голубыми, как у многих акадари, глазами, работает в академии скульптором големов; сейчас он переговаривался с более молодым мужчиной с короткими и зачёсанными назад не по-акадарски светло-каштановыми волосами. Ови не знала, как его зовут, но среди всех учителей только он не был магом. Чиновник от префектуры, смотритель за академией, именно это вспомнила девушка. Словно поймав её взгляд, безымянный человек поднял вверх руку и обратился к архимагу:
— Значит, вы продолжаете считать, что убийство и воровство совершил кто-то из-за пределов академии?
— Мы осмотрели там всё с юстициарами ещё до появления Овроллии, — заявил Паристо. — Это был не маг. Наёмный убийца. Допускаю, что прокля́тая диадема понадобилась какому-нибудь взбалмошному чародею с Таресиора. Как вы знаете, хаоситы не остановятся ни перед чем ради получения великой силы. Хотя назвать украденную реликвию вместилищем чего-то поистине великого — высказать большой комплимент кузнецу и зачарователю древности. Это обычный по меркам мира артефакт, который довольно силён для тех, кто обитает в стенах академии.
Ласточка продолжала искоса поглядывать на преподавателей. Многие кивали про себя, особенно глубоко поддерживали слова архимага мастера Тункве и Алериц. Её собственный наставник прикрыл глаза, будто молился про себя, хотя народу акадари не присущи подобные ритуалы южан.
— Что же будет делать академия? — после недолгого молчания спросил чиновник.
— Готовиться к выпуску, — серьёзно заявила магистресса справа от ректора. — Запомните, Умы Пергамента: произошедшее останется только среди нас. Овроллия, это адресовано в первую очередь тебе. Акадари блюдут порядок, но ты же соблюдаешь его не всегда, всё же кровь вайнов говорит в тебе.
Девушка непонимающе взглянула на чародейку-варвара. Та, сверкнув глазами, пояснила:
— Вчерашний крик эхом прокатился по всему двору, даже в городе слышали. Я в это время возвращалась в академию, твой голос бы не перепутала ни с чьим другим.
Овроллия не знала, что ответить, потому поклонилась. Архимаг взял прислонённую к столу трость и, звонко отчеканив, объявил:
— Прошу не расходиться, друзья. Мы поговорим с Овроллией, отпустим её и обсудим дела следующей недели. Затем работаем по расписанию. Девочка, подойди сюда…
Оживлённые беседы наполнили зал собраний. Овроллия поднялась на помост, пригнулась, чтобы не задеть покоящийся в руке статуи пергамент, и, присев на корточки, заняла место между ректором и его «правой рукой». Паристо, не взглянув на девушку, развернул перед лицом какую-то бумагу и начал демонстративно что-то показывать, сказав: