– Да, лорду не суждено стать мучеником, даже если бы он захотел! – воскликнула Изабелла. – Очень незавидное положение.
– Да, мучеником ему никогда не бывать… если только ты не сотворишь с ним эту штуку, – произнес старик.
Девушка покачала головой; было даже забавно, что в этом жесте сквозило легкое сожаление.
– Из-за меня никто не будет мучиться, – сказала она.
– Надеюсь, и сама ты никогда мученицей не будешь.
– Я тоже надеюсь. Так значит, вам не жаль лорда Уорбартона, как Ральфу?
Дядя посмотрел на племянницу долгим лукавым, проницательным взглядом.
– Несмотря ни на что… Пожалуй, все-таки жаль, – мягко ответил он.
Глава 9
Вскоре с приглашением приехали две мисс Молинью, сестры его светлости; Изабелле сразу понравились эти молодые леди, на которых, как ей показалось, лежала печать некоего своеобразия. Правда, когда она назвала сестер «оригинальными» в беседе с кузеном, тот заявил, что этот эпитет совсем не подходит для двух мисс Молинью, поскольку в Англии найдется пятьдесят тысяч молодых женщин, похожих на них как две капли воды. Однако, хотя таким образом гостьям было отказано в оригинальности, невозможно было не восхититься их необыкновенно мягкими и застенчивыми манерами и самыми, как казалось Изабелле, добрыми на свете глазами.
«На здоровье им, во всяком случае, жаловаться не приходится», – решила наша героиня, которая считала это большим достоинством; к сожалению, о некоторых подругах ее детства такого сказать было нельзя (какими бы они были прелестницами, если бы не их болезненность), не говоря о том, что иногда и сама Изабелла не могла похвастаться прекрасным самочувствием. Сестры Молинью были уже не первой молодости, но сохранили яркий и свежий цвет лица и что-то детское в улыбке. Глаза сестер, которые так восхитили Изабеллу, имели умиротворенное выражение, а котиковые жакеты подчеркивали изрядную округлость их форм. Сестры были необыкновенно дружелюбны, настолько, что почти стеснялись этого; казалось, они немного побаиваются молодую леди, прибывшую с другого конца света, и больше показывали, нежели высказывали свое доброе к ней отношение. Тем не менее они ясно выразили надежду на то, что Изабелла прибудет на ланч в Локли, где они живут вместе с братом, а также на то, что отныне они смогут видеться очень, очень часто. Сестры поинтересовались, не согласится ли она пробыть у них целый день и остаться ночевать; двадцать девятого они ожидают гостей, и, возможно, Изабелла захочет к ним присоединиться.
– Боюсь, среди них не будет никого особенно выдающегося, – сказала старшая сестра, – но смею надеяться, вы полюбите нас такими, какие мы есть.
– Я от вас в восхищении; вы очаровательны именно такие, какие есть, – ответила Изабелла, которая всегда бывала щедра на похвалы.
Гостьи вспыхнули, а кузен после их ухода сказал Изабелле, что если она еще раз скажет что-нибудь подобное этим бедняжкам, они примут это за насмешку. Он был уверен, что сестер еще никто ни разу в жизни не назвал очаровательными.
– Но что же я могу сделать, – ответила Изабелла. – Именно такие тихие, благоразумные, довольные люди мне и нравятся. Хотелось бы и мне быть такой же.
– Боже упаси! – пылко воскликнул Ральф.
– Обязательно постараюсь подражать им, – настаивала девушка. – Интересно посмотреть, каковы они в домашней обстановке.
Несколько дней спустя она получила это удовольствие. Вместе с Ральфом и его матерью Изабелла приехала в Локли. Сестры Молинью сидели в просторной гостиной (одной из многих, как она выяснила позже), сплошь отделанной блеклым ситцем. Одеты они были по этому случаю в черные бархатные платья. В домашней обстановке женщины понравились Изабелле даже больше, чем в Гарденкорте, и она еще раз была поражена, что они просто излучали здоровье. При первой встрече ей показалось, что им недостает живости ума, но сейчас она признала за ними способность глубоко чувствовать. Перед ланчем она некоторое время оставалась с ними наедине, в то время как лорд Уорбартон в другом углу комнаты беседовал с миссис Тачетт.
– Правда ли, что ваш брат такой непримиримый радикал? – поинтересовалась Изабелла. Она знала, что это правда, но мы уже видели, насколько велик был ее интерес к человеческой природе, и сейчас ей хотелось вызвать на разговор сестер Молинью.
– О да, дорогая, он придерживается чрезвычайно передовых взглядов, – сказала Милдред, младшая.