Мамина рука скользит по моим волосам, останавливается и вдруг быстро, прядь за прядью перебирает челку и забирает ее вправо, открывая лоб.
— Смотри, так лучше. Волосы отросли... Давай-ка не стричь их больше? К осени можно будет заплетать косички.
У меня будут косы.
Мы идем с мамой вдвоем гулять по городу.
Впереди целое лето, и не видно конца этим чудесным зеленым дням!
На улице я словно в первый раз вижу новые листья на старых липах. Какие они светлые, легкие, как блестят и упруго свиваются под ветром.
И как ровно круглится брусчатка мостовой, скатываясь к тротуару, как аккуратно пригнан камень к камню, клеточка к клеточке. По ним перепрыгивают, гоняясь друг за другом, пятна тени и света. Мостовая шевелится, живет, она разноцветная...
Вот катит мальчишка-велосипедист с румяными щеками. Его неутомимые ноги в парусиновых тапочках заняты педалями и колесами, а цепкие руки В) веснушках — рулем и звонком. Колеса крутятся, звонок заливается, и из всего этого непонятно как получается радость. Смотришь на мальчишку, и хочется бежать вприпрыжку и смеяться неизвестно чему.
Нам навстречу идет мамина знакомая. Мы останавливаемся, и знакомая ласково наклоняется ко мне:
— Кто же тебе сшил такое красивое платье?
— Мама, — с готовностью объясняю я. А кто же еще может шить мне платья, покупать соломенные шляпы и причесывать по-новому? Знакомая отлично это знает, но рада моему ответу и смотрит добрыми глазами. Ей известно, откуда берется все хорошее. Она дружит с мамой и часто бывает у нас дома.
Мы стоим рядом с большой стеклянной витриной магазина. В ней отражаются улица, деревья, машины и как мы стоим втроем и разговариваем. Чуть-чуть поворачиваюсь, чтобы лучше все рассмотреть. Скоро я дорасту до маминого плеча.
Нас отпускают, и тогда, взявшись за руки, мимо кино и фотографии, нигде не останавливаясь, бежим к моему клену. Есть у меня свое, совсем особенное дерево в сквере. Весной оно темно-багровое, почти фиолетовое, летом — зеленое, осенью — розовое. Трехцветное, всегда красивое, даже зимой, когда голые ветви в ровном загаре коры кажутся прочерченными пером на серой бумаге.
Обхожу клен со всех сторон. Все в порядке, багряные листья сильно перемешаны с зелеными — значит пришло настоящее лето. В прозрачной тени на земле нарисованы палочкой классы. Мы по очереди закрываем глаза и, подняв лицо кверху, переступаем из класса в класс:
— Мак?.. Мак?..
Так надо. Пройти по клеточкам наугад, вслепую, окликая того, кто стоит рядом. Если тебе отвечают «мак», значит, ты не ошибся.
Мама ни разу не сбилась, останавливаясь в своих светлых туфлях точно перед чертой. А я «обожглась» через три класса.
Сегодня мне почему-то ни капельки не досадно проигрывать. Стою себе между третьим и четвертым классом, запрокинув голову, и прямо над собой рассматриваю такое белое облако, какое может появиться только на очень чистом небе.
Синева и застывшие над нами ослепительные купола. Вокруг на земле все движется, меняется каждый миг, а облако стоит, не изменяя ни одного своего плавного изгиба. Будто его построили там, в недоступной вышине на века.
В эту минуту весь мир кажется мне вечным и незыблемым. В нем всегда будет знакомая улица с разноцветной мостовой, и загорелый мальчишка на велосипеде не устанет оповещать нас звонками о наступившем лете. А дома будет веселый папа, он не умеет унывать и знает столько песен, что нам их не перепеть, пока не вырастем. Так он говорит.
Мы часто поем все вместе. Голоса сливаются и звенят согласно.
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно,
В роковом его просторе
Много бед погребено...
Окна на улицу открыты. С нашего этажа видно большое-большое небо и маленький самолет. Серебристая черточка. Она медленно, но упорно передвигается, стараясь пересечь все небесное поле из края в край. Конечно, что-то очень важное подняло пилота в такую высь. Он несет долгожданную весть издалека. Помогает быстрее встретиться друзьям. Пусть летит.
Мама вполголоса, почти про себя повторила последний куплет, откинула голову и закрыла глаза. Ей надо о чем-то своем подумать. Она в розовой блузке, лицо совсем молодое.
О чем ты, мама? До вечера еще далеко Наш день не кончился. Мы вместе, на сердце так ясно, так надежно. И что бы ни ожидало впереди, я все перенесу. Этого дня, этого света мне хватит на целую жизнь.
Мы еще будем пить чай и тихо разговаривать перед сном при свете настольной лампы. Мне надо сказать тебе так много... Ты ведь не знаешь даже, кто был моей самой любимой учительницей в школе...