Выбрать главу

— Надо забывать, —сказал мне летом 1977 года в западногерманском городе Варштайне молодой пере­водчик. Он работал с советской делегацией, собирал­ся сделать карьеру дипломата. — Если не забывают войну, бывает много ненависти.

— А если войну забывают, начинается новая — так говорили древние.

Ученый молодой человек, соединивший в своем об­разовании математику с лингвистикой, не стал спорить с древними. Только усмехнулся терпеливо (ох, уж эта русская прямолинейность!) и, попыхивая вишневой тру­бочкой, пустился в неторопливые рассуждения:

—      Жертвы были у всех, жертвы — это ничего не до­казывает. Ни один судья не рассудит, кому было тяже­лей. Не лучше ли оставить это, не мешать себе жить спокойно? Ездить, знакомиться, говорить друг с другом. Если у человека есть хоть один друг в чужой стране, он не захочет поднять оружие против нее. Все дело в этом. До второй мировой войны путешествовали только богатые люди, не так ли? А воевали другие...

Итак, станем туристами?.. Любопытными до все но­вых картин путешественниками. Чужими для всех стран­никами. И здесь хорошо, и там неплохо. Будем сколь­зить взглядом и чувствами по незнакомым лицам. Ли­стать, посмеиваясь про себя, чужие учебники истории: надо же, всю вторую мировую уложить в несколько абзацев про русский мороз, упрямство Гитлера и напрас­ные жертвы Германии. Слушать за чаем с пирожными о «бедном Круппе», который не любит женщин, а потому; увы, остался без наследников. Заводами его, представьте, правит акционерный совет, прибыль берет государство, а бедному одинокому старику выдают. Лишь две миллиона в год. Крохи, едва хватает на содержание ро­дового замка и виллы в горах.

Сочувственный голос, убаюкивающие интонации, чу­жой акцент почти неуловим. Меня неназойливо, но неотступно убеждают сосредоточиться на сиюминутном; отсечь мучительные тяжи, впасть в беспамятство.

Будто и не было никогда Ганниных детей с той горы под Смольницей и партизанского парада в расстрелян­ном Минске. А крупповская сталь не замешивала на че­ловеческой крови кирпичную пыль белорусских горо­дов. И розовая бумажка не плясала в руках тюрем­щика.

Забыть. Не задыхаться вдруг в случайном облачке газа от машины на перекрестке среди спокойно ожида­ющих людей. Не знать, что часть меня самой убили в душегубке. Не плакать от звука победных маршей Де­вятого мая...

Да, так легче, без этих постоянных сравнений и огля­док на прошлое, без мучительных разговоров с теми, кого нет. Может, я бы научилась наконец беззаботно веселиться и поверила, что на свете нет ничего, над чем нельзя было бы посмеяться умному человеку? И мне навсегда перестал бы сниться сон без начала и конца...

Но куда все это денется — то, что я забуду? Живу­щее в памяти не имеет на земле другого места, оно ис­чезнет вообще, и нигде не останется больше давно про­шедшего дня 13 августа 1943 года и худенькой светло­глазой женщины с двумя мальчиками на телеге, громы­хающей мимо фашистских постов. Исчезнут бесследно имена замученных, голоса непокоренных. И отсидевший свое полицай перестанет опасаться прошлого и станет открыто попирать старость партизанской матери. Мо­жет, даже все предатели перестанут бояться своих пре­дательств. А те, кто выстоял, перестанут гордиться этим. Все смешается — ложь и правда, совесть челове­ческая станет пустым звуком...

Вот что будет, если я забуду. Мой сын забудет. Ес­ли забудут другие.

Мама хотела, чтобы мы знали, как ее убили и кто предал врагу.

Мы знаем.

Вера Антоновна передала ее последние слова, ее за­вещание нам — жить за себя и за нее, исполнить про­стые надежды, рожденные вместе с нами.

Если бы кисти и краски были по­слушны мне, я написала бы на портрете мате­ри жизнь во всей ее ликующей красе. Не надо суровых канонов — пусть царит зеленое ле­то, падает снег с зимних елей, и цветет чере­муха в овраге у реки. А ноги утопают в луго­вой траве, и плеч касаются косы золотой ивы. Я вижу молодое солнце на губах и глаза, полные мудрости. В ее лице встречаются два­дцатилетняя юность и не прожитая ею осень, живут разом лица всех моих спасительниц. И сказочный орел летит над морем, и огнен­ный георгин вечно рдеет под окном дере­венской хаты, и дети играют на крыльце.

Прекрасный бессмертный мир. Она отдала его нам и пребудет вечно в каждой капле ро­сы, осыпавшей зеленые листья.