Оброчные отворачивались, прятали глаза, смущенно покашливали. Даже староста, чья дремучая смоляная борода вызывала больше всего насмешек, не решился оборвать весельчака из другого лагеря. А там так и покатывались со смеху:
- Ай да Кудряш! Завернет так завернет! Недаром медведя водил по ярмаркам! Овечкам и крыть нечем!
Первым не выдержал Степан. Он шагнул вперед и закричал в ответ:
- Что ж вы, голь перекатная, ржете, как жеребцы? Сами ведь - волчья сыть, травяные мешки!
В стане вольных не сразу пришли в себя от удивления.
- Повтори, что сказал! - потребовал Кудряш.
- Что слышал!
- Возьми слова обратно, не то худо будет!
- Насчет тебя - могу. Не волчья ты сыть, а медвежья!
Теперь уже смеялись мы. Но недолго. Кудряш, а за ним еще двое вольных, засучивая на бегу рукава, спешили к нам. Не сговариваясь, мы с Федором встали рядом со Степаном.
Вольные остановились в двух шагах от нас. По правую руку от Кудряша стоял могучий детина с перебитым носом, на полголовы выше всех, и, усмехаясь, гнул в руках железную подкову, как бы предупреждая нас, что он один может разметать всех троих. Слева держался бурлак с обваренными когда-то давно кистями рук.
- Последний раз, - пригрозил Кудряш Степану, - прошу, возьми обидные слова назад!
Я обернулся к нашим, взывая о помощи. Оброчные смущенно отводили глаза в сторону.
- Возьми и ты, - не отступал Степан, - тогда и за мной не станет.
- Так и быть, - засмеялся Кудряш. - Они, - кивнул в сторону крепостной артели, - овцы безрогие, а вы, трое, с рогами. Но мы их живо обломаем!
- Князь Извольский, - заметил Степан, - нас ломал, да не сломал! Попробуйте, авось у вас лучше получится!
Сжав кулаки, Кудряш шагнул было вперед, однако негромкий голос из лагеря вольных остановил его:
- Погоди, Борис, не петушись! Пущай ребята доскажут, как их князь ломал!
Не сговариваясь, мы со Степаном завернули рубахи и повернулись к нападавшим истерзанными спинами.
- Ого! - с уважением отозвался тот же голос - Крепко же вам досталось! Почти так же, как мне когда-то от моего барина!
Говоривший, крепкий старик, весь будто высеченный из скалы, успел подойти к нам и тоже обнажил широченную спину, исполосованную застарелыми багрово-синими рубцами.
- Пятьдесят горячих, - пояснил с горькой усмешкой, - назначил мне помещик за то, что жалобу от всего мира* на старосту-притеснителя составил и в город ему послал. К тому же и в рекруты вне очереди попал, за то, что шибко грамотный. Пятнадцатью годами солдатской службы, кроме розог, расплачивался за то письмо. Почитай, столько же в бурлацкой лямке хожу, а до сих пор справедливость превыше всего почитаю и строптивых, тех, кто за нее горой стоит, люблю!
_______________
* М и р - в данном случае: деревенская община.
- Никанор Ерофеич - "дядька" у нас, - пояснил Кудряш. - Старшой, значит. Как нас рассудит, так и будет.
- Для своих - просто Ерофеич, - дополнил старшой. - А вас троих я сразу своими признаю.
Он легонько подтолкнул к нам Кудряша.
- Возьми первый назад обидные слова!
- Извиняйте, ребята, на худом слове, - поклонился в нашу сторону Кудряш, - ошибка получилась, не знал, что вас в наказание послали в бурлаки!
- Тогда, - отозвался Степан, - и мы прощения просим.
Ерофеич одобрительно улыбнулся, похлопал каждого из нас по плечу.
- Молодцы, что постоять за себя не побоялись! Однако отчаянные вы! Положим, с Кудряшом и Соленым могли бы еще потягаться. А с Подковой что бы делать стали? Он ведь в кузне, как говорится, руки себе отковал железные!
Бывший кузнец достал из кармана пятак, согнул его пополам и протянул Степану:
- Возьми-ка на память!
- Ну и силища! - восхитился Федор.
- А ты думал! - заметил Кудряш. - Подкову на Волге, почитай, вся вольница знает!
Прежде чем сунуть монетку в карман, Степан подбросил ее в воздух, восхищенно поцокал языком. Затем взялся большими пальцами за края и разогнул ее.
- Мы ведь тоже, - подмигнул Кудряшу, - не лыком шиты! И, ежели понадобится, постоять за себя сумеем!
3
Выясняя отношения, мы и не заметили, как среди бурлаков появились хозяин расшивы, кормщик и два водолива. С расшивы они привезли мешок муки и пустой бочонок. Бурлаки сразу же сгрудились вокруг них.
- Тише, ребята, - покрывая общий шум, пробасил кормщик с широкой, как лопата, бородой. - Прежде чем отправиться, хозяин Данила Захарыч Осетров желает вам слово сказать.
Неказистый и рыжий, как и отец, однако, в отличие от него, щегольски одетый в алую шелковую рубаху, подпоясанную кушаком, высокую мерлушковую шапку, Осетров-младший, опершись на плечо кормщика, поднялся на бочку.
- Осетровы, - выкрикнул он, - по пустякам говорить не любят, время ныне дорого! Фамилия наша по всей Волге известная. Ежели с душой потрудитесь, не обижу, свое получите сполна! Но и спуска никому не дам, коли нарушите ряду! Выслушайте ее еще раз со вниманием, больше повторять не стану.
Он помахал свернутой в трубочку бумагой над головой, развернул ее и стал читать, время от времени останавливаясь и буравя толпу колючими глазками:
- Идти нам от села Лыскова до Рыбни со всяким в пути поспешанием, кормщикам и водоливам во всем быть послушным: в тяге бичевою, завозом и другим волжским ходом. А ежели судно в песок или в гряду убьет, или станет оно на камень или мель, то нам, бурлакам, снимать его и выводить на большую воду денно и нощно. А буде без перегрузки клади выручить его нельзя, то перегружать, сколько бы крат ни было, в счет общего расчета.
- Стой, хозяин, - вскричал Ерофеич, - безденежно перегружать кладь уговора не было!
- А чьи кресты на ряде стоят? - живо обернулся к нему Осетров.
- Так ты же нам вчера бумагу не читал, а лишь своими словами пересказывал! Мы тебе и доверились!
- Верно, Ерофеич! Не слыхали мы ничего такого! - поддержали "дядьку" вольные бурлаки.
- Спали вчера, видно, крепко, - возразил судовщик, - вот и вылетело из головы! А объявлял я вам о том при кормщике, верно, Нилыч?
- Был такой разговор, - прогудел тот, поглаживая бороду.
- Лопни твои бесстыжие глаза, кормщик! - вступил в пререкания Соленый. - Я ведь при беседе состоял, но слов таких о безденежных перегрузках что-то не упомню! А толковали мы лишь о том, чтобы их вовсе избежать!
- Полайся у меня еще, Соленый! - погрозил кулаком Нилыч. - Живо на свои варницы угодишь!
- Эх ты, - махнул бурлак обожженной рукой, - а я-то тебя вчера за человека принял, душу открыл!
- Ты, кормщик, нам не грози! - возвысил голос Ерофеич. - Мы ведь друг за друга стоим! Обидишь одного, мы котомки за спины - и айда! Только нас и видели!
- Паспорта-то ваши у меня! - напомнил Осетров.
- Заберем!
- А я не отдам, пока задаток не вернете и неустойку не уплатите!
- Что ж, обойдемся без них! Только тогда уж не обессудь, судно твое разнесем в щепки!
- Ладно, ребята, - пошел на попятную Осетров, - полно зубатиться! Должно, вчера мы друг друга не так поняли. Попробуем перегрузок вовсе не допущать! Ну а коли случится все-таки, кладу пятнадцать копеек в сутки на человека!
- Клади, как у всех положено - двадцать!
- Стоит ли из-за пятачка ссориться, ребята? Я и так вам уступил! Дослушайте ряду сначала!
- Читай! - закричали со всех сторон.
Голоса спорщиков утонули в общем шуме.
- Коли появится в судне течь, - продолжал Осетров, - то водоливам помогать денно и нощно, мешки с мукой перетаскивать на сухое место, отыскивать течь и зачинять. В случае же бедствия от внезапной бури, удара о скалы или проломления на карге* бурлакам стараться судно всеми силами отливать и до гибели не допущать. Труд во спасение судна, - добавил от себя, - коли такой понадобится, оплачиваю также из расчета пятнадцать копеек.
_______________
* К а р г а - затопленная коряга.