И на все требовалось время, много времени! Порой на полях своих чертежей он рисовал песочные часы, сокрушаясь о том, сколько времени потрачено напрасно! А сколько его еще осталось? Надо торопиться! Ведь жизнь так коротка!
Время для Кулибина было всегда дороже денег! Сберегая его, он упорно отказывался извлекать выгоду даже из своих получивших всеобщее признание изобретений. Стоило только наладить массовый выпуск фонарей-отражателей, пользовавшихся одно время огромным спросом, можно было бы вместе с семьей безбедно существовать до конца жизни. Кулибин распорядился по-иному. Решил, что ревербер и без него дальше проживет, опубликовал его чертежи и уступил, причем безвозмездно, заказы другим мастерам.
И так он поступал всегда: выпускал синицу из рук, пытаясь поймать журавля в небе! Он не задумываясь вкладывал свои деньги во многие изобретения, да почитай, что во все! Покупал на них дорогие инструменты и материалы, платил вольнонаемным работным людям, тратил все свое время на бесконечные опыты! И снова достаток в доме сменялся долгами, которые росли, как снежный ком с горы!
Он мог жить припеваючи, оставаясь только придворным механиком, украшателем празднеств, развлекателем великих князей. Ему не раз предлагали это. Но подобная жизнь была немыслима для него! Он стремился творить, изобретать что-то новое прежде всего ради блага отечества, общественной пользы! Во имя этого отказался даже от дворянства, не желая менять свой образ жизни в угоду двору.
- Иные дворяне, - как-то заметил он, - при дворце добровольными шутами стали, чтобы получать богатые подачки, а я мастеровой и не желаю шутом в дворянском платье выступать!
Да, судьба изобретателя Кулибина и в столице не сложилась счастливо. Любимым делом он мог заниматься лишь урывками, пока сильные мира сего, не считаясь с его талантом и призванием, не отвлекали его по пустякам. Иван Петрович рвался на Волгу, надеясь, что там ему будет дышать вольнее и он сможет целиком посвятить себя главному делу.
Давнишнюю свою мечту о возвращении в Нижний Новгород для построения пробного водоходного судна Кулибин смог осуществить лишь в 1801 году, после того как новый царь Александр I направил указ Сенату о принятии и рассмотрении "прожектов всякого рода, к государственной пользе служащих". Лишь после этого прошение Кулибина, лежавшее без движения несколько лет, было удовлетворено. Он обязывался вести огромную работу один, на свой страх и риск и собственные средства. Для этого царь распорядился выдать ему пенсию на шесть лет вперед, погасить его старые долги из государственной казны. Накопилось их - ни много ни мало - шесть тысяч рублей. Но этим все и ограничилось.
- Как видишь, - закончил Яков Васильевич, - снова - в который уже раз! - начинать ему пришлось, по существу, заново. Он надеялся на помощь нижегородских купцов, но ее не последовало. О старых его заслугах перед отечеством уже успели забыть даже в Петербурге. К тому же, как ты уже знаешь, сам того, возможно, не подозревая, он прищемил любимый мозоль купцов-толстосумов и помещиков, наживающихся на бурлаках...
10
В этот раз дверь открыл сам Кулибин, невысокий крепкий старик, большеголовый, с правильными чертами лица, белыми, подстриженными в кружок волосами и седой бородой. Однако голубые глаза блестели молодо и ощущение силы исходило от всей его коренастой фигуры, широких плеч, тяжелых, натруженных рук.
Не говоря ни слова, он шагнул к нам, пожал руку Орлову и вдруг крепко обнял и расцеловал меня.
- Ты даже не представляешь себе, Александр, - сказал наконец, - какое ты великое дело сделал! После того как в Петербурге водоходное судно не приняли, единственная надежда у меня на нашу путину осталась, дабы убедить маловеров!..
Мы прошли в дом, и мне снова пришлось слово в слово пересказать подслушанный разговор. После моего рассказа установилось недолгое молчание. Орлов барабанил пальцами по столу. Желудков играл каменными желваками. Оба ждали, что скажет Кулибин.
- Ну что ж, друзья, - наконец спокойно заявил он, поглаживая бороду, - верно люди говорят, все, что ни делается, - к лучшему! До недавнего времени я, признаться, никак не мог понять, отчего богатые судовщики, как черт от ладана, воротят нос от водоходной машины. Те же Осетров, Бугров, Пухов и Овчинников при встрече со мной низко раскланивались и говорили любезности. Пакостей я ждал только от мелких лавочников. А оказалось все наоборот. Нам же легче с явными супротивниками совладать, чем с тайными! Впрочем, - повернулся он к Желудкову, все от тебя теперь зависит, Сергей Афанасьич. Враги наши решили прибегнуть к прямому разбою. Опасность грозит нам немалая, особенно тебе! В одну минуту можешь снова все потерять! Потому я тебя твоим словом не связываю, волен ты наш договор хоть сию минуту при свидетелях расторгнуть! Подумай еще раз хорошенько!
Желудков поднялся из-за стола, перед тем как говорить, медленно покачал головой, давая понять, что не изменит своего решения:
- Нет, Иван Петрович, от слова своего я ни за что не откажусь! Напротив, с еще большим желанием выйду в опасную путину! Князю с купцами меня не запугать, не на того напали! И голыми руками теперь спасибо Саше! - не возьмут! А довести дело до конца то мой прямой долг! Отец мой мечтал водоходную машину на собственную расшиву поставить. За то и убили его! Но я его волю исполню беспременно!
- Выходит, - уточнил Кулибин, - до конца вместе пойдем?
- До конца! - подтвердил Желудков.
- Спасибо, Сергей, - приложил руку к сердцу Кулибин, - иного ответа, признаться, я и по ожидал от тебя!
ЧАСТЬ V
1
Отец и сын Пятериковы явились в Подновье на следующее утро, и все друзья Кулибина оказались в сборе. Шесть человек вместе со мною сели в знакомой горнице у самовара обсудить предстоящую путину. В том, что она должна состояться, сомнений ни у кого не было. Говорили лишь о том, как обезопасить себя от разбойного нападения.
- Не попросить ли охрану у губернатора? - предложил учитель Орлов.
- После того, - объяснил Кулибин, - как из Петербурга поступило неодобрение моей машине, он и пальцем не шевельнет, чтобы помочь нам. С военной еще службы привык высшему начальству беспрекословно подчиняться. А мы ведь ныне вызов не только богатым купцам, судовщикам и помещикам бросаем, но и столичным чиновникам. А до того, что они не вникли как следует в мои чертежи и описания, ему и дела нет!
- Кроме того, - добавил Желудков, - охранные суда вовсе не в губернаторской власти. Столице они подчинены, оттуда ответа три года ждать! Так что полагаться можем лишь на собственные силы.
- А не попробовать ли с охраной напрямую договориться?
- Чтобы полторы тыщи верст нас сопровождать, такие деньги заломят, какие нам и не снились!
- Давайте в другую сторону плыть! - высказался я. - К той же Рыбне или куда поближе. Туда у князя Извольского руки не дотянутся!
- У Извольского не дотянутся, - сказал Желудков, - купцы могут с другими помещиками договориться. Или сами налетчиков разыщут. Мы и знать не будем, когда и в каком месте нападут! Нет, уж лучше какая-то определенность! К тому же пусть супротивники наши в последний момент узнают, что мы планы переменили! Меньше времени у них останется на то, чтобы принять ответные меры!
- Что же ты предлагаешь, Сергей Афанасьич? - спросил Пятериков-старший. - Все по-старому оставить?
- Зачем же? Прибегнуть к хитрости необходимо, только к такой, чтобы не раскусили ее прежде времени. Мы с Иваном Петровичем долго раздумывали, как быть, и вот к чему пришли. Надо сделать вид, что у нас ничего не изменилось, выйти в путь свой и плыть до Макария. Там остановиться, якобы ярмарку осмотреть. А ночью обратно к Нижнему двинуть.