Когда и это не принесло облегчения, Прокула вызвала Корнелия, который, выйдя в отставку, в ту пору жил в Кесарии, где лечил бедняков. Покинув дворец прокуратора, он принял иудейскую веру и прошел обрезание. Впрочем, несмотря на пожертвованный крохотный кусочек плоти, он оставался все тем же — был по-прежнему силен и огромен и горел желанием защитить жену наместника. Он привез с собой какую-то мазь из трав, выращенных в собственном саду. Старый центурион нанес ее на воспаленную рану, и лихорадка прекратилась буквально через несколько минут. А через час Пилат очнулся от долгого сна в прекрасном расположении духа.
Через несколько недель наместник полностью выздоровел и вновь занял свой пост в Иудее. Впрочем, он начал писать прошения об отставке. Здоровье Тиберия ухудшалось с каждым днем, сын славного Германика готовился стать новым императором. Рим стоял на пороге возрождения, и Пилату вовсе не хотелось пропускать этот момент.
Калигуле исполнился двадцать один год, когда он взошел на престол. Он был красив, популярен, к тому же ему досталось в наследство огромное состояние — Тиберий оказался до крайности скуп на расходы. Сеян исчез, Сенат окончательно потерял влияние, словом, мир был готов подчиниться всем прихотям и капризам нового императора.
Молодые годы он провел на острове Капри, где являлся, по сути дела, пленником. Калигула набросился на Рим, как изголодавшийся тигр. Он жаждал наслаждений и пиров — таких, которых еще не видывал мир, — хотел, чтобы ему поклонялись, как божеству. Новый император обладал бурным воображением, а потому расходы превзошли все ожидания: он едва не опустошил государственную казну. Его предупредили об опасности таких трат, но Калигула не желал менять своих привычек. Вместо того чтобы экономить, он задумался над тем, как увеличить имперский доход.
На пиры в его дворец собирались целые толпы знати; отказ от посещения расценивался как предательство. Калигула выбирал одного из гостей — всегда самого богатого и, как правило, наиболее продажного. Он уговаривал свою жертву подписать завещание в пользу императора. В качестве аргумента он обещал не казнить всех детей этого человека или изнасиловать только его жену и старшую дочь, пощадив при этом самых маленьких ребятишек.
Тех же, кто отметал эти веские аргументы, подвергали пыткам, и в результате несчастный все равно сдавался. Затем завещание просматривали и подписывали разные свидетели, а после Калигула устраивал для гостей эксклюзивное представление. Жертву умерщвляли самыми изощренными способами. Одного утопили в котле с супом. Другой превратился в живой факел, при свете которого Калигула изучал его завещание. Устраивались и игры на выживание, длившиеся, пока жертве не изменяла удача. Один человек изображал Адониса, другой — Аттиса,[23] третий — Геракла в пропитанном ядом плаще, который подавала ему жена. Кого-то живьем поджаривали на длинном шампуре, а затем подавали насмерть перепуганным гостям Калигулы в качестве редкого блюда.
Сенаторы и всадники наконец поняли, что Римом правит безумец. Более того, их ждало еще одно удручающее открытие. Плебеи ненавидели их столь страстно, что прославляли преступления Калигулы и жаждали лишь одного — наблюдать все эти изощренные экзекуции на арене Большого цирка.
Калигула же вдохновлялся на новые подвиги при виде того, как восторгается его гением публика.
Однажды утром Пилату прислали приглашение во дворец. Он дождался, когда Прокула уйдет из дома, потом лег в ванну и перерезал себе вены.
Взбешенный тем, что крупное наследство уплывает из рук, Калигула отказал семье в достойных похоронах. Мало того, он настойчиво звал во дворец Прокулу, единственную наследницу всего состояния, причем явиться она должна была одна и принести урну с прахом Понтия. Император хотел оплакать усопшего наедине с его вдовой.
После удручающе простых похорон Прокула вернулась в город. На площади перед огромным домом, который Пилат купил по возвращении из Иудеи, она освободила всех своих рабов, попрощалась с родственниками, забрала урну с прахом мужа.
Прокула уже достала ключ, чтобы отпереть главные ворота, как вдруг откуда-то из тени выступил Корнелий.