Было уже темно, он не мог видеть, как она покраснела. Но в его словах был опасный намек на флирт, и это беспокоило ее. Они еще не разобрались в своих запутанных отношениях.
Люди из персонала погрузили свои принадлежности в моторную лодку и уехали. Когда шум мотора замер вдали, Милли ощутила легкую дрожь – не возбуждение, а волнение. Наверное, нигде на земле они не могли бы быть так изолированы: никто не беспокоит, никаких обязанностей, ни тени прессы, некому сплетничать, даже официантов рядом нет.
Оказаться на пустынном острове с человеком, которого она любит и который категорично сказал ей, что никогда не любил и не полюбит ее.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Они приехали сюда, на пустынный остров, чтобы поговорить без помех. Они были совсем одни здесь, буквально одни, даже прислуга покинула остров. Но начать разговор, ради которого они здесь оказались, по заказу не получалось.
Несмотря на желания и усилия Милли расслабиться, она чувствовала себя довольно неловко.
Утром следующего дня, готовя завтрак, она постоянно сталкивалась с Леонидом в огромной кухне. На нем было только обернутое вокруг бедер полотенце, и он был невыносимо красив.
– Фруктовый салат?
– Нет. Ты купишь газету, когда пойдешь в магазин?
– Какой магазин? – спросила Милли и сразу пожалела, поняв, что он просто дразнит ее, ведь она в шортах и футболке, да еще и в сандалиях.
– Я иду купаться. Присоединишься?
– Нет, – сказала Милли.
Он вышел в дверь… дверь, ведущую на пляж, не в спальню… но она пришла в ужас от этой перспективы. Похоже, он думает, что мы будем бегать голыми, как в какой-нибудь ужасной колонии нудистов…
– Леонид?!
В ответ он издал непонятное восклицание и лениво обернулся к ней с чудесной улыбкой:
– Я чуть не забыл плавки.
– Негодяй!
Милли любовалась его спиной, поражаясь происшедшей в нем перемене. Вдали от семьи, от прессы Леонид походил на человека, в которого она влюбилась без памяти в тот вечер их знакомства, был даже еще лучше. Но она страшно злилась на него, почти ненавидела за то, как он мерзко вел себя в Мельбурне, за всю эту игру, за то, что он дразнит ее. И на себя – за то, что она по-прежнему безумно хотела его.
Милли сидела на пляже, а Леонид плавал, он уплыл уже довольно далеко. Такое времяпрепровождение вряд ли поможет решить их проблемы. Милли, наконец, решилась снять футболку и сандалии, объясняя себе, что глупо так стесняться. Сидя в красном бикини на абсолютно безлюдном пляже, она чувствовала себя толстой, слишком белотелой, хотя и не сильно изменилась с тех пор, как он видел ее всю, просто всю.
Возможно, это ощущение возникло из-за того, что в воде Леонид выглядел сексуальным греческим богом.
Наблюдая через солнечные очки, как он выходит из воды, Милли подумала, что мокрый он еще более сексуален. А он стал отряхиваться, как собака, брызгая на нее.
– Вода хороша, иди поплавай.
– Боюсь испортить макияж, – она была без косметики, но это ему за вчерашнее.
– Прости, – он улыбнулся, стараясь смягчить ее раздражение. – Ты вчера была очень красива.
– Спасибо, что ты сейчас говоришь мне это.
– Я привык к грязным дракам, тем более к мелким перепалкам.
Его признание немного смягчило ее. Он продолжал:
– Приходилось, чтобы выжить. Не только с моей семьей, но и раньше. Я постараюсь, чтобы такое никогда не произошло с тобой. – Он улегся на песок, возле нее. Не вытирался, ничего такого не делал, просто бросил на песок свое мокрое тело и подставил себя солнцу. – А ты, ты ведь не используешь в борьбе все методы?
– Мне не приходилось, – почему-то ей легче было говорить с ним, глядя сквозь очки.
– Я все это время считал, что ты – как все. Теперь я понимаю – ты абсолютно иная.
– Почему нам надо бороться? Мы же хотим одного и того же для нашего ребенка?
– Семья. Вот чего хочу я.
Некоторое время оба молчали. Потом Леонид спросил:
– Как твоя семья восприняла новость?
– Они были шокированы. Ошеломлены, потрясены. Меньше всего они могли ожидать этого. Я всегда была так…
– Осмотрительна? – Леонид думал о постоянных предостережениях своей семьи.
– Нет, не то. Скорее, я всегда была увлечена, захвачена чем-нибудь. Со школы искусство стало моей страстью. На подготовку этого путешествия в Австралию у меня ушло несколько месяцев. Рисовать – моя единственная мечта. В отличие от других родителей, у моих никогда не появлялось такой мысли, что я вдруг явлюсь домой беременной.
– И когда ты им сказала?
– Около месяца назад. – Милли очень тяжело вздохнула. Она открыла рот, чтобы продолжить, но поняла, что не в состоянии говорить.
Леонид не торопил. Вместо этого впервые после дикого объятия в аэропорту он обнял ее плечи, и некоторое время успокаивающе не убирал руку. Это помогло – действительно помогло. Милли продолжила:
– Через пару недель после возвращения из Австралии я набралась смелости и отправилась в клинику, ну… проверить подозрения. – Хотя Милли и была в темных очках, она могла поклясться, что он слегка покраснел, и она тоже покраснела, вспоминая подавленность, с которой она ждала, когда ее вызовут в кабинет. – Единственное испытание, которое я провалила: мой тест на беременность. Сначала я не понимала, как сказать им, и даже когда сказала, то скрыла, что это было… – она сглотнула, прежде чем продолжить, – что все было только один раз. Я сказала, мы… встречались и у нас были… чувства.
– Это правда, – Леонид впервые сказал ей нечто приятное. – А еще ты сказала…
– Я сказала… – Милли краснела и ерзала, не в силах заставить себя говорить.
– Будет правильнее, если ты скажешь, – Леонид улыбнулся ее смущению. – Надеюсь, я увижусь с ними, мне нужно знать.
– Я сказала, что твоя семья владеет магазином рядом с галереей Антона.
– Магазином?
– Небольшим, – Милли снова покраснела.
– То есть они думают, я сын местного зеленщика? – засмеялся Леонид, но, взглянув на нее, спросил: – Ты шутишь?
– Не зеленщика, я сказала про магазин одежды. Но теперь они узнали правду.
– Почему ты им сразу не сказала? Все было бы проще…
– Или страшнее для них. Это же их внук, Леонид. Зная, кто ты, как ты влиятелен, полагаю, они… испугались бы по тем же причинам, что и я.
– Я не хочу бороться с тобой, Милли.
– И не борись, – ее фраза прозвучала помимо ее желания как предупреждение. Ей этого вовсе не хотелось, ведь им надо найти друг друга. – Давай грести, – предложила она.
– Грести? Но лодки…
– Ногами, – засмеялась Милли.
Он не понимает, о чем это я, поняла Милли. Ей просто хотелось, взявшись за руки, стоять в воде, болтать ногами, сопротивляться волнам, ощущая давление тяжелой соленой воды на лодыжках.
Плейбой, не умеющий играть.
Но он быстро обучался.
Милли привыкла купаться в Брайтоне, прохладное английское лето и совсем не теплая морская вода никогда ее не пугали. Взяв Леонида за руку, она радостно побежала в теплые воды Тихого океана. Когда она плеснула водой ему в лицо, он зажмурился от неожиданности, но потом ответил ей тем же. Он весело смеялся, когда она, поднырнув, схватила его за лодыжки. В отместку он утащил ее под воду и придержал. Вынырнув, она, смеясь, хватала ртом воздух, пока он не закрыл ее рот поцелуем, сильным и страстным.
– Вот это у нас очень хорошо получается.
– Да уж, – пробормотала Милли.
Она ненавидела себя за слабость, за малодушие, за то, что ее тело стонет, нестерпимо желая его. Но одновременно она наслаждалась, наслаждалась той новизной, которую он привнес в ее существование.
– Это же лучше, чем ссориться, – приговаривал Леонид не слишком внятно, целуя ее шею так крепко, что ей стало больно.
Он говорил совсем не для того, чтобы сообщить ей что-нибудь – ему необходимо было говорить с ней.