– Милли, я так не могу…
Он перенес и положил ее у самой кромки воды. Верх ее бикини стал совершенно бесполезен, он болтался на шее. Потом его отбросили в сторону, и Милли с улыбкой посмотрела, как уплывает ее удачная покупка, на которую она потратила почти час.
Она чувствовала под собой мокрый песок, невесомую прохладу воды, контрастирующую с горячей тяжестью тела Леонида, когда он накрыл ее собой. Осмелев, она стащила с него плавки, и океан получил второй подарок.
Леонид был вокруг нее, он был в ней, он был всюду. Она ощущала его как продолжение себя, как свою определенность и законченность. Ее естественное место – с ним. Как же она тосковала по нему с той самой далекой ночи! То, что было в Мельбурне, не в счет. Вот она, жизнь!
Или, может, счастье?
Потом они долго лежали, усталые, изможденные и счастливые, не было сил даже говорить.
И лишь когда долгий день подошел к концу, и наступила ночь, Леонид рассказал Милли тяжкую историю своего детства.
Про комнаты с большим количеством кроватей, в которых жили малыши в доме малютки. Там не хватало всего: еды, одежды, пеленок, а главное, ласки, заботы и внимания, хотя нельзя сказать, что персонал совсем не старался.
Прежде, чем Леонид начал свой рассказ, он подчеркнул, что не хочет ни какой-то особенной симпатии, ни сочувствия, ни жалости. Просто это поможет Милли узнать его, и она с открытыми глазами будет решать, оставаться ей с ним или нет.
Он начал с истории своих родителей.
– Она помогала ему по хозяйству.
Милли и Леонид лежали на пляже, обнявшись, глядя в небо.
– Когда она узнала о своей беременности, отец сказал ей, что она останется его любовницей, и он будет обеспечивать ее и ребенка. Но моя мать не согласилась, для нее этого было недостаточно. Она хотела, чтобы он женился на ней или, по крайней мере, был ей верен… Он так не хотел. Мать была очень гордой и своевольной…
– Она мне уже нравится. Ты точно ее сын, – улыбнулась Милли.
– К ярости своей семьи, мама рассталась с отцом.
– К ярости ее семьи?
– Ну да, они были в бешенстве, так мне говорили. Три года мы жили с ней вдвоем, и все было хорошо. Пока… – Леонид уже не улыбался, напрягся. – Мой отец женился на Нине, она была беременна близнецами. Он еще приходил поиграть со мной. А мама начала кашлять. Я это помню.
Отец не знал, насколько серьезно она больна. Неожиданно он перестал появляться, а мама была очень, очень больна. Она отнесла меня в дом малютки, чтобы лечь в больницу, и сказала мне, что отец придет за мной.
– Они его не нашли?
– Мама с отцом не были женаты. Она зарегистрировала меня под его фамилией. В России имя отца становится отчеством ребенка. Леонид Иванович Коловский означает Леонид сын Ивана, но кто бы стал искать? Я был один из многих. Но мне было значительно лучше, чем остальным.
– Почему?
– Потому что я все же жил с мамой немного… Я помнил – на уровне ощущений, – что такое дом, как себя вести, что есть такие вещи, как чтение, ведь я все же жил с мамой. Без этой памяти я бы спятил.
– Вроде мальчика, который боялся ложиться спать?
– Вроде него. Я сильней, ведь она у меня была. Я не сентиментален, я просто знал, что такое «хорошо». Мы были бедны, но счастливы.
– Как ты можешь помнить?
– Жизнь так резко изменилась, что прошлое проступило очень ярко, и потом я все время думал об этом. Мама читала мне, она пела; однажды я ругался – она меня нашлепала, – он улыбнулся своим воспоминаниям. – У большинства детей в доме малютки не было даже такого короткого семейного прошлого. Их оставили сразу после рождения – приют это все, что они знали… Я не плакал, я верил, отец придет за мной. Мама обещала мне это, и я ждал. Я научился защищаться, очень старался хорошо учиться. Школу я закончил с золотой медалью, ее дают лучшим ученикам. Потом я поступил в Московский университет. И тогда меня нашел отец.
– Значит, он искал?
– Он посылал деньги каждый месяц, письма и открытки. Я никогда ничего этого не видел. Может, деньги попадали в семью матери – я просто не знаю. В итоге он нашел меня. Мой приезд в Австралию вызвал проблемы. Иосиф и Алексей очень злились на отца за то, что он оставил меня, что они обо мне ничего не знали. Они очень хотели сблизиться со мной, но я им не доверял. Со мной очень трудно жить. Я не верил никому, был зол на них, да и на весь свет.
– А сейчас?
– Они оба уехали за границу. Мы не стали близки. Я не допускал сближения, – наконец признал Леонид.
– А Анника?
– Анника… – Мужчина безнадежно покачал головой. – Она хочет, чтобы все было хорошо и правильно.
– Такое возможно?
– Не знаю. Я впервые говорю об этом… Они стыдятся прошлого… но это мое прошлое, Милли. Если они не могут принять мое прошлое, значит, не могут принять меня. Прекрасные портные, автомобили, деньги – все это внешняя сторона. Это была моя жизнь, нельзя отвернуться от нее. Нина и отец до сих пор боятся, что секрет будет раскрыт и люди их осудят…
Очень легко их осудить, подумала Милли. Человека, который бросил собственного сына, просто трудно не осудить.
– Он говорит, что очень сожалеет, очень старается искупить свою вину, – нотка боли была еле слышна в его голосе.
– Разве это возможно?
– Не знаю.
Милли тихонько плакала, ей не удалось сдержаться, но она старалась, чтобы Леонид не заметил ее слез. Стало понятно, как страшны для него были слова Джины – его собственный, сын мог существовать неизвестно где, на другом конце земли…
– Все то время – всю мою жизнь там – я мечтал, чтобы отец приехал и забрал меня. Я хотел, чтобы он узнал меня и гордился мной. В конце концов, он приехал и забрал меня. Мое желание исполнилось. Только слишком поздно.
– Ты можешь простить его? – спросила Милли.
– Это мне и нужно решить. И, учитывая состояние его здоровья, решить я должен быстро.
Последовала пауза, которую нарушил вопрос Леонида:
– Ну и чем же так плох брак? Ты же видишь, как это важно для меня?
– Если ты меня не любишь, листок бумаги ничего не меняет.
– Для меня – меняет.
Это был вовсе не тот ответ, который Милли хотела услышать. Возможно, он хотел как лучше, хотел исправить ситуацию, но каждое сказанное им слово ранило ее все больше и больше.
– Я буду все делать для тебя. Всегда буду тебе верен. И вот что я тебе скажу – не обязательно нам любить друг друга. Достаточно любить нашего ребенка.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– Может, Мальдивы? – предложила Катерина, передавая Леониду толстую брошюру.
Он бегло взглянул и вернулся к работе.
– Что предпочитаешь, Милли?
– Не знаю… – пробурчала Милли.
Ужасно, что они вернулись. Ее загар бледнел, но гораздо быстрей исчезали надежды на будущее, возникшие на острове. Надежды, из-за которых она согласилась на свадьбу.
Здесь, в реальном мире, где тикали часы и люди жили по строгому расписанию, у Милли возникали большие сомнения, что им удастся все наладить, что ребенка и секса окажется достаточно для счастливого брака.
– Нам надо поехать в Лондон, мои родные хотят познакомиться с тобой.
– Познакомимся на свадьбе, – бросил Леонид, но, увидев ее озабоченное лицо, нахмурился: – Нет проблем, я все оплачу.
– Не в деньгах дело, – Милли было неприятно обсуждать семейные проблемы при Катерине. – Остин не полетит, это слишком пугающе для него. Мама и папа каждый раз с трудом убеждают его поехать на автомобиле. Он плохо переносит все это.
– Кто такой Остин? – Катерина не теряла равновесия.
– Брат Милли.
– И он не любит путешествовать?
Господи, как все это ужасно! Ужасно говорить о себе с чужими людьми. Ужасно, что всего за несколько дней в Мельбурне они уже два раза собирались для подобных обсуждений – на тему, как устраивать их свадьбу.
Почему-то, узнав, что Леонид никогда ее не полюбит, Милли легко решилась на этот брак.