Наш герой стал знаменитостью, постоянно выступал со своим закадычным другом и заработал на этом целое состояние. По наконец-то добился своего — людские толпы восторгались им. Но в глубине его души зрело зернышко беспокойства — он не был удовлетворен своим положением. Он никогда не оставался один, поскольку если был свет, то с ним пребывал и Шату, но тем не менее По чувствовал себя очень одиноким, так как тень ревновала его и не хотела, чтобы он сближался с кем-то другим — настоящим человеком, а не тенью. Если кто-нибудь приходился ему по душе и По хотел завязать с ним дружбу, то тень начинала следить за этим человеком, пока не обнаруживала за ним какой-нибудь грех или безнравственный поступок. Шату с удовольствием сообщал По эти тайные, неприятные сведения, разрушая тем самым все надежды на дружбу.
Однажды вечером, после представления, молодая женщина по имени Ами подошла к По и попросила расписаться на ее программке. Он расписался и завязал с женщиной разговор. Они отправились пообедать вместе и обнаружили, что у них много общего. Ами вовсе не была неотразимой, но благодаря ее невинному обаянию По мгновенно влюбился. Он провожал девушку домой по темному городу — Шату присоединялся к ним только под уличными фонарями, — и она пела песню. Голос у Ами был воистину великолепным. По попросил ее спеть назавтра перед его выступлением. Несмотря на застенчивость Ами, По все же убедил ее, и та согласилась на его предложение.
На следующее утро, с восходом солнца, тень стала исходить желчью из-за того, что молодой человек столько времени провел с девушкой. Весь день темное существо шепотом приводила По доводы, почему Ами не годится для него. После ленча Шату отправился шпионить за девушкой, но обнаружил, что она со всеми доброжелательна, ко всем относится с любовью. Тем не менее он вернулся к молодому человеку и наговорил много лжи об Ами. Наш герой не стал слушать, и тень от ревности едва не сходила с ума.
В ту ночь Ами пела перед большой аудиторией и произвела такой фурор, что публика вызывала ее вновь и вновь. Девушка пела, а к тому времени, когда голос стал ей отказывать, начинать «Закадычного друга» было уже слишком поздно. Молодого человека это ничуть не взволновало, хотя Шату и нашептывал ему, что певичка их погубит. «Она настоящая, — сказал По, — а мы нет. И то, что публика предпочитает ее, вполне справедливо».
Позднее, после прогулки по ночному городу, двое влюбленных остановились под фонарем. По целовал девушку с золотым голосом и не заметил, что тень, которую он отбрасывал на стену, ухватила ее за горло. Поцелуй был долгим, невыносимо долгим. Слишком долгим — По вдруг почувствовал, как обмякло тело девушки в его руках. Он отпрянул от Ами и увидел, что она мертва.
ЦЕРКОВЬ СВЯТОГО РАСПЯТИЯ
— По набросился на свою тень и постарался отомстить за смерть Ами. Но как он мог это сделать? Шату смеялся, видя, как молодой человек разбивает в кровь кулаки о кирпичную стену. Какой-то прохожий увидел это неистовство, мертвую молодую женщину у ног По и закричал: «Убийство!» Нашему герою пришлось спасаться бегством, укрывшись во мраке ночи.
По не знал, где найти темное место, чтобы спрятаться от тени, — разве что в церковной исповедальне. Там он и сел в ожидании священника, который должен был появиться по другую сторону ширмы. Тот пришел утром и, благословив молодого человека, спросил, какие грехи он совершил. По все рассказал старику. Священник ответил: «Я не могу тебе помочь, ибо ты одержим злобным демоном. Ты должен подняться на гору Оссинто и встретить в пещере святую. Говорят, что она наделена чудотворной силой и может прогнать зло».
Весь этот день По провел в исповедальне. Как только спустилась ночь, он собрал котомку со съестным и до рассвета, — днем его непременно нашли бы и арестовали за убийство Ами, — бежал из города. Каждый раз, проходя по освещенному месту, он слышал, как Шату смеется над ним. Когда взошло солнце и По добрался до подножья горы, смех и оскорбления уже не прекращались.
Хотя молодой человек не выспался и оттого сильно устал, восхождение он начал сразу же. К полудню он стоял в снегу перед пещерой и звал святую. Женщина, чье сердце всегда было открыто мольбам о помощи, появилась у входа, окруженная сиянием. На ней был синий — небесного цвета — плащ. Над длинными светлыми волосами реял нимб.
Шату всячески поносил По, а тот тем временем рассказывал святой свою историю. Когда он закончил, святая сказала: «Неужели ты, мой бедный друг, не понимаешь, что раздвоился? Эта тень всего лишь плод твоего сознания. Я знаю, ты этого не хотел, но убил Ами именно ты. Ее убила твоя зависть к ее прекрасному голосу, к такому голосу, каким ты желал обладать с самого детства».
По пришел в ужас от этих слов. Ему было невыносимо знать, что он задушил Ами. Не сказав больше ничего, он подошел к краю пропасти и прыгнул вниз, навстречу смерти. Святая сильно опечалилась, потому что понимала — ей не удалось спасти его душу. Она уже собралась было вернуться в пещеру, но тут увидела, что тень По все еще стоит перед ней.
Шату подошел и длинными темными пальцами ухватил за горло тень святой. Женщина, почувствовав, что жизнь уходит из нее, призвала своего небесного спасителя, и тело ее наполнилось космической энергией. Она засветилась, как звезда, в попытке сжечь эту кровожадную темную сущность. Шату уже был на грани исчезновения, но он обратился к своему покровителю, и его всепроникающий мрак сгустился еще больше. Началась смертельная битва между светом и тьмой.
В последних лучах заходящего солнца Шату одержал победу, загасив пламя, которое и было святой. Когда спустилась ночь, ее мертвое тело рухнуло на землю. От священного огня уцелели только две малые искры. Они устремились в ночное небо, превратились в две сверкающие снежинки и упали на город.
На этом миссис Шарбук замолкла. Прошло несколько минут, прежде чем я понял, что сказка закончилась. Хотя миссис Шарбук не произнесла больше ни слова, я пожелал ей счастливого дня и вышел — на сей раз Уоткину не пришлось напоминать мне, что время истекло.
Мне стало не по себе, когда я вышел из загородного дома. Покидая жилище миссис Шарбук, я привык видеть людную, шумную улицу и громады зданий, закрывавших собой небо. Здесь же передо мной были дюны и заросли тростника, окутанные непроницаемой тишиной. Я потряс головой, пытаясь сориентироваться, потом направился по вымощенной камнем тропинке и начал взбираться на дюны. Двигаясь по песчаным холмам к пристани, я громко смеялся.
Все, что я мог себе представить, это какого-нибудь родителя, читающего своему дитяти перед сном «Закадычного друга» тем ласково-проникновенным тоном, каким взрослые иногда разговаривают с детьми. Я готов был съесть свою шляпу, если сказочка и в самом деле была в той книге. Вот и заметка на память — по возвращении в Нью-Йорк проверить, есть ли «Закадычный друг» в томе сказок, которым я завладел.
Если эта история известна ей не из книги, — более чем вероятный случай, — то откуда она ее взяла? И зачем рассказала мне? Конечно, тут были тревожные параллели с ее собственной изломанной жизнью, что же касается общей морали, то она так же расплывчата, как содержание снов. И я на время скомкал все свои соображения насчет этой истории и швырнул их на ветер — я не хотел, чтобы ее путаная символика затеняла тот образ, который я собирался создать. «Похвальная попытка заморочить мне голову, Лусьера, — сказал я чайке, кружившей надо мной в вышине. — Но эта твоя бредовая ерундистика не собьет меня с толку».