— Она просто перенервничала, господин судья, — он привстает и удостаивается одобрительного кивка. — Женщины чересчур эмоциональны, а потому порой теряют способность мыслить здраво. Поэтому моя жена забыла, что брак наш заключен по старому обряду…
…а значит, расторгнут может быть лишь по взаимному согласию.
Или волей Его Величества.
Впрочем, это не помешало мне вновь подать в суд. И получить очередной отказ. Отправить прошение в канцелярию…
…и вызвать гнев Мара, который выразился в запрете на мою работу.
— Хватит маяться дурью, — сказал он. — Этот университет себя исчерпал. Если хочешь работать, у меня найдется…
— Иди на хрен! — я позволила себе выразиться и куда менее изящно.
— Как грубо…
Плевать.
Я… почему-то чем дальше, тем злее я становилась. Обида? О да, она была, жила и не собиралась исчезать, затмевая слабый голос разума.
— Дорогая, — он поцеловал мне руку, а я демонстративно вытерла ее о юбку. — Если ты еще не поняла, то у нас… женщина всецело зависит от мужа.
Одного письма хватило, чтобы меня уволили. И Лённрот, смущаясь и розовея, сказал, что мне следует проявить благоразумие и помириться с мужем.
Я осталась без квартиры.
И без денег, поскольку мой счет вдруг оказался заблокирован по требованию мужа. Мои вещи вывезли. А Мар оставил записку, что всегда будет рад видеть меня в нашем новом доме…
Я одолжила пять крон и купила билет до Эсбьерга.
ГЛАВА 3
— Дура ты, Эгги, — сказал мне брат, сунув в руку свежий маковый калач. — Но ничего, как-нибудь перетрется, мука будет…
Он держал маленькую булочную, которая досталась от матери, а той — от деда, и вообще соседи полагали, будто наша булочная возникла едва ли не ранее Эсбьерга.
Здесь было… спокойно.
Море.
Город, знакомый каждой улочкой своей. Чайки и берег. Круглые камушки, которые я отправляла гулять по воде. И Мар, появившийся на склоне зимы.
— Хватит уже, Эгле, — сказал он, обводя рассеянным взглядом море. И то, сизо-серое, отпрянуло, будто тоже не желало иметь с Маром ничего общего. Даже чайки заткнулись. — Все уже поняли, как ты обиделась. Возвращайся.
— Нет.
На берегу, следовало признать, Мар смотрелся глупо. Светлый его костюм выделялся на общем тускло-сером фоне, а модные ботинки успели пропитаться водой и обзавестись плотной темно-серой коркой высохшего песка.
Кто ж в ботинках на берег ходит.
— Эгле, — голос его звучал мягко, и всем видом своим Мар демонстрировал печаль. Легкую. Светлую. Иную эйты испытывать не умеют. — Это уже не забавно.
— А это было забавно?
Интересно, у него родился ребенок?
Нет, я могла бы взять «Родовое древо», благо продавался журнал свободно, извещая весь мир о важных событиях в мире высшего света. Свадьбы там, помолвки… или вот рождение наследника древнего рода…
— Нет, — вынужден был признать Мар. — Но я понимаю, что ты была обижена. Я извинился.
Он извинился и теперь… что?
Я должна проникнуться? Войти в положение? Или броситься на грудь со слезами? Простить, вернуться и сделать вид, что все хорошо? Просто-таки замечательно…
— Мне нужен развод.
— Зачем?
— Затем, что я хочу получить свободу. От тебя… от…
— Если тебя напугала Лайма, то я имел беседу с ее отцом. Больше она не станет вмешиваться в наши отношения.
Надо же, у нас, оказывается, отношения были, а не просто так сделка. И что значит, не станет вмешиваться? Будет тихо и мирно жить в особняке Мара в роли… кого? Второй жены? Слышала, у эйтов бывает. А я, стало быть, буду первой. И если проявлю толику смекалки, то мне тоже купят особняк. В конце концов, это же такая мелочь за спокойствие семьи.
Расписание составим.
У меня Мар будет по четным дням. У Лаймы по нечетным… или еще нужно оставить время для других любовниц, которые, как полагаю, появятся, если уже не существуют.
Почему-то именно там, на берегу, я вдруг осознала, насколько бессмысленен этот брак. Поддаться на уговоры? Вернуться? Пусть даже не в квартирку, но в собственный дом… номинально собственный, поскольку хозяином в нем будет Мар.
Он согласится.
Я нужна ему, иначе Мар не стал бы тратить драгоценное время на поиски, он терпеть не мог поездки и маленькие городки, которые называл потерянными во времени.
Издалека донесся печальный звон корабельного колокола. Стало быть, паром подходит, и на пристани уже собралась толпа — кто посмотреть, кто почту ждал, кто груз. Там всегда-то было много народу, но в дни прихода «Конунга» собирался едва ли не весь город. Мальчишки забирались на столбы, карабкались по развешенным сетям, которые к полудню успевали просохнуть и покрыться коркой соли. Ругались матроны. Лениво курили грузчики, понимая, что уж без них-то ничего не будет…