Мама снова целовала Колю.
— А ты, герой, — продолжал подполковник, — не очень-то воображай. Мы тут познакомились с твоей мамой, пока ты там где-то гулял. Мать у тебя, сержант, что надо. Ты ее должен ценить и любить знаешь как? Ну, по глазам вижу, что знаешь. — Он взял свою фуражку. — Пошли потихоньку, товарищи. А вы, Наталья Алексеевна, располагайтесь. Вот койка, постель на ней чистая. У сына вашего увольнительная до утра, так что наговоритесь вволю.
— А может, посидите? — сказала мама. — Еще коньяку немного, а?
— Нет, нет. Вы устали с дороги, да и у нас дела. Надеюсь, завтра еще увидимся. — Подполковник надел фуражку, козырнул и вышел следом за офицерами из палатки.
Коля с мамой остались вдвоем.
Мама посмотрела на него, опустилась па табурет и заплакала.
— Ну что ты, ма? Успокойся, все хорошо. Видишь, я жив и здоров.
— Вижу, — сказала мама, тяжело вздохнула. — Бабушка умерла.
— Что?!
— Я так и знала, что тебе не сообщили. И мне телеграмма пришла с опозданием. Приехала, а ее уже похоронили. Ох, Коленька! Никак простить себе не могу.
Она держала все это время его за руку. Коля осторожно освободился, отошел и лег ничком на кровать.
Мать сидела на табуретке. Потом подошла к кровати и села рядом с сыном. Он не шевельнулся.
— Коленька…
— Помолчи, пожалуйста, ма, — сказал он глухо в подушку. — Помолчи.
За палаткой затих движок. Лампочка под потолком мигнула и погасла. Они остались в темноте.
Коля повернулся на спину:
— Мама…
— Что, родной?
— Расскажи мне об отце.
Она долго молчала, потом сказала тихо:
— Твой отец… Он погиб, Коля. Погиб, когда ты еще не родился. Он был хороший человек. Очень хороший. Большой человек. Ты бы мог нм гордиться.
Хорошо, что он не видел ее лица в темноте.
Осенью, когда вспыхнули березки среди серо-зеленой, как солдатские шинели, тайги и в воздухе залетали белые мухи, мост через реку был поставлен. Добротный, прочный, на бетонных опорах. И по нему прошел первый поезд, пока что, правда, рабочий. Под музыку оркестра тепловоз разорвал красную ленточку и остановился там, где когда-то были землянки десантного отряда.
Полсотни солдат стояли в строю около недавно настланного железнодорожного полотна. У ног каждого стоял чемодан.
В этом строю был и Коля Бурлаков.
Подполковник медленно шел вдоль строя, вглядываясь в лица, потом остановился и сказал:
— Ну вот, солдаты! Я думаю, мы хорошо поработали. И я вам прямо скажу — жаль расставаться с вами. Ей богу, жаль! Ну, да что поделаешь. Я надеюсь, что в памяти у вас навсегда останутся эти года и этот мост на БАМе. Надеюсь, что вы получили хорошую закалку и там, на гражданке, будете так же самоотверженно трудиться на благо Родины, как работали здесь, в десантном отряде. Всего вам доброго, сыпки! И будьте счастливы!
Офицер скомандовал:
— Смирно! Равнение на знамя! Шагом марш!
Строй, чеканя шаг, прошел мимо развернутого знамени и распался около вагонов.
Несколько человек, в том числе Коля, окружили подполковника. Он жадно курил и слушал и не слушал, что ему говорили. Потом повернулся к Коле:
— А может, все же останешься на сверхсрочную, Бурлаков? Вон твой друг остается, — кивнул он в сторону Мартынюка, стоявшего рядом со своей «лапочкой» неподалеку. «Лапочка» была в пальто, которое едва сходилось на круглом животе. — Как же он без тебя? Скучать будет, небось.
— Ничего, утешится как-нибудь.
— Это верно. Ну, а куда ж ты теперь? В теплые края поедешь, погреться?
— Я к маме поеду, товарищ подполковник. В Красноярск.
— Что ж, это правильно. Передавай ей привет! Ну, протай. И подполковник отошел.
Ожидавшие этого Мартынюк и «лапочка» подошли к Коле.
— Эх, все-таки зря уезжаешь, — сказал Мартынюк. — Прапорщикам сейчас самая жизнь. А я тебя никогда не забуду. Детям своим расскажу, как ты спас их отца. Первого мы решили Ваней назвать. В твою честь. Правда, лапочка?
— Правда, — подтвердила «лапочка».
Тепловоз предупредительно загудел. Коля, поколебавшись секунду, обнял Мартынюка, поцеловал «лапочку» в румяную щечку и пошел в вагон.
Коля проехал половину Сибири и сошел с поезда на вокзале Красноярска. Еще в окно он увидел маму, которая с волнением смотрела на вагоны. В руках у нее букет гвоздик. Что-то очень чужое, Коля не сразу понял, что именно, было в пей. Он вышел на платформу и увидел маму со спины, в дорогой шубке и шапочке, в сапожках на высоком каблуке — все это он никогда раньше на ней не видел — вот это и было чужим.