Но все же солнце делало свое дело: в конце марта стало подтаивать, с крыш вагончиков, в которых жили строители, повисли длинные толстые сосульки.
Для Леши Горбатова и Маши выбили целых полвагончнка, и Маша, как могла, организовала там что-то вроде семейного очага. В другой половине был вещевой склад, поэтому в распоряжении Леши и Маши оказался весь вагончик.
Однажды вечером они все трое — Маша, Леша и Коля — смотрели по телевизору хоккей. Когда передача кончилась, Коля стал собираться к себе.
— Ну, мне пора, — сказал он, нехотя поднимаясь.
— Может, чаю выпьешь еще на дорожку? — спросила Маша.
Она заметно располнела за это время, похорошела даже, глаза и жесты ее стали спокойными, плавными, и вообще она стала чем-то похожа на «лапочку».
— Да нет, спасибо, — отказался Коля. — Завтра на смену. Леха, не проспи.
— Постараюсь.
В это время в дверь постучали. Леша спросил:
— Кого там еще нелегкая?
— Горбатов! Николай Бурлаков у вас?
— У нас, у нас. — Леша отворил двери, и с клубами пара в вагончик ввалился парень в заиндевевшей малице. — Бурлаков, тебе радиограмма. Срочная.
— Что такое? — Коля взял у парня листок, развернул и прочел: «Коленька, родной, пожалуйста, приезжай. Скорее. Мама».
— Что это значит? — спросила Маша.
— Не знаю.
— Ты поедешь?
— Конечно, что за вопрос. У вас есть какие-нибудь наличные?
— Есть немного, — сказала Маша.
— Давай. — Коля взял деньги, подхватил полушубок и выпрыгнул из вагончика.
На вездеходе он добрался до ближайшей нефтяной вышки. Здесь он спросил начальника смены:
— Когда за вами придет вертолет?
— Через четыре дня.
— А раньше вызвать нельзя?
— Сынок, ты знаешь, сколько стоит один час полета на этой стрекозе?
— Сколько?
— Восемьсот рублей.
— Я заплачу.
— Приспичило, значит. Все равно на это нужно специальное разрешение.
— Чье?
— Самого Январева.
— Чье?
— Ты что, Январева не знаешь? Чудак. Хозяин тайги.
Коля опустился на скамью, снял шапку и вытер лицо.
— Как мне можно с ним переговорить?
— Попробуй вызвать по рации, только и это не так-то просто.
— Я попробую.
Коля сидел, прислонясь к дощатой перегородке, за которой гудел мотор турбобура, пока по рации пыталась уговорить соединиться с «самим Январевым». Наконец спокойный голос ответил:
— Январев слушает.
Колю толкнули в плечо:
— Говори!
Он проглотил подступивший к горлу комок и сказал в микрофон:
— Товарищ Январев, с вами говорит… бригадир смены укладчиков с газопровода Сургут — Тюмень Бурлаков.
— Слушаю вас, товарищ Бурлаков.
— Мне нужно срочно вылететь в Красноярск. У меня несчастье… в семье.
— Чем я могу вам помочь?
— Разрешите вертолет на пятую буровую вне графика. Я заплачу.
— Подождать немного нельзя?
— Нет. Я заплачу наличными.
— Подожди. — И после паузы: — На седьмую вылетел МИ-6 с трубами, я распоряжусь, чтобы на обратном пути сделал посадку у вас на пятой. Вы меня слышите?
— Да.
— Ты наличными особо-то не разбрасывайся, в несчастье пригодятся. Понял?
— Понял.
— У тебя все?
— Все. Спасибо, товарищ Январев.
— Не за что. Ну, дай тебе бог. Алло? Бурлаков! А как ваше имя-отчество?
Коля молчал. Его опять подтолкнули.
— Алло? Вы меня слышите? Бурлаков!
Коля передал микрофон радисту и вышел. Радист посмотрел ему вслед и пожал плечами. Потом сказал в микрофон:
— Он уже ушел, товарищ Январев.
— Ушел? Ну, ладно. А где Морозов?
Коля стоял на ступеньках, так и забыв надеть шапку. Ветер трепал ему волосы и слезил глаза. Над ним грохотала буровая вышка.
К знакомому многоэтажному дому он подъехал на такси. Время было около полудня. У дома стоял крытый грузовик и толпа, человек десять, женщины в основном. Из подъезда рабочие выносили мебель.
Коля прошел сквозь толпу. Женщины переговаривались:
— Семь лет с конфискацией.
— Как веревочке ни виться…
— А Наталью жалко.
— Чего ее жалеть? Небось, припрятала где-нибудь свою долю.
Коля на лестнице посторонился, пропуская рабочих со знакомыми плюшевыми креслами. Лифт тоже был занят — спускали диван.
Дверь в квартиру была открыта. Коля вошел. Какой-то человек в полувоенном пальто с раскрытой папкой в руках посмотрел на него, но ничего не сказал. Комнаты были пусты, словно раздеты до неприличия. Посредине большой комнаты на чемодане сидела мама в шубе и платке. Она подняла навстречу сыну глаза. Лицо ее было осунувшимся и почерневшим, сразу постаревшим на много лет. Она попыталась подняться. Коля подскочил и помог ей.