К тому же он сделал ей предложение, хотя на вид вполне трезв. Конечно, он не говорил о вечной любви, даже не сказал ничего мало-мальски похожего… И вообще предложение звучало совсем не романтично…
Но как приятно с ним целоваться! Не то чтобы приятно, а, скорее, волнующе порочно… изумительное ощущение! Хотя вряд ли такое удовольствие может долго продолжаться, в какой-то момент поцелуи сменяются другим… вроде того, что Мэгги видела на лугу, где паслись овцы, и в чем она вовсе не желала участвовать. Баранам-то хорошо, а овечки, судя по виду, особого удовольствия не получали… и спустя несколько месяцев тупо удивлялись, когда из них выскакивал ягненок. Мэгги не собиралась всю жизнь производить на свет ягнят. Нет, нет и нет! Особенно теперь, когда ей наконец позволили ехать а Париж…
Сейчас выйти замуж? За герцога Ролингза?
Нет. Мэгги похолодела при одной мысли об этом. Герцогиня Ролингз? Господи, тогда ей придется терпеть лондонские сезоны год за годом, до конца жизни! О чем он думает? Она же станет худшей герцогиней в истории Англии! У какой герцогини под ногтями невымывающаяся краска? Кто из них падает с дерева? Никакие поцелуи, никакой их изумительно порочный вкус не могут компенсировать такого жуткого будущего.
Мэгги почувствовала сквозь юбку, что в нее упирается нечто твердое. Вроде бы давление исходило откуда-то спереди. Не думая, она положила руку на эту твердую штуку, представляя, что коснется рукоятки кинжала или пистолета. Вот уж она посмеется над Джереми, который заявился в Герберт-Парк с оружием.
Но то, что нащупали ее пальцы, было частью его тела…
Герцог не просто удивился. Прежде всего он преисполнился надеждой, что заставил ее переменить мнение, хотя не ждал от нее подобной смелости. В конце концов, ей всего шестнадцать лет, и он почти уверен, что сегодня утром Мэгги целовалась первый раз в жизни. Но если она решила приласкать его восставшую плоть, останавливать ее он не собирался…
Когда же она вдруг отдернула руку, словно коснулась раскаленного угля, Джереми осознал, что Мэгги понятия не имела, что делает, и инстинктивно догадался о последствиях. Ни его поцелуи, ни слова ее не убедили. Проклятие, чего ей нужно еще? Чтобы он встал на колени и поклялся в нерушимой любви?
Видимо, да. Поскольку Мэгги тут же оттолкнула его с такой нежданной силой, что он чуть не упал, и словно кошка отпрыгнула за розовое атласное кресло.
— Почему? — трогательно прерывающимся шепотом выдавила она.
— Что почему?
— Почему ты хочешь на мне жениться? — В ее газах были непонимание и тревога.
Почему? Она еще спрашивает, почему? Джереми едва не расхохотался. Ни одна из знакомых девиц не прыгала на него с дерева, не целовала с такой пылкостью, не разбивала ему губу, не пыталась схватить возбужденный член, как ракетку для бадминтона. Кто же из мужчин не захочет жениться на такой девушке?
— Что ты имеешь в виду под своим «почему»? — ухмыльнулся он.
— Джерри, ты меня почти не знаешь… — серьезно начала Мэгги.
— Почти не знаю? Да я знаю тебя лучше, чем кого-либо, Мэгги. Знаю, как блестят твои глаза, когда тебе весело. Знаю, как ты щуришься, стараясь разглядеть что-то вдали. Знаю, как ты прикусываешь нижнюю губу, когда рассматриваешь что-то вблизи. Знаю, как раздуваются твои ноздри, когда ты пытаешься соврать. Вот как сейчас, — засмеялся Джерри. — Нет такого, чего бы я о тебе не знал. Знаю даже, как приоткрываются твои губы при поцелуе.
Мэгги быстро взглянула на его рот и синяк на челюсти. Все сразу встало на свои места.
Ну конечно.
— Это лорд Эдвард, не так ли?
— Не понял.
— Тебе приказал лорд Эдвард. — Она вдруг рассвирепела. По-настоящему, до темноты в глазах. Да как он посмел ворваться к ней и требовать, чтобы она вышла за него замуж? Ему велел дядя! — Можешь сообщить от меня своему дядюшке, что он чересчур старомодный, если думает, будто я из-за твоего поцелуя жду предложения руки и сердца. Возможно, когда он был в нашем возрасте, так все и делалось, но сейчас тысяча восемьсот семьдесят первый год. Неужели он действительно считает…
— Мэгги, о чем ты говоришь? — растерялся Джереми. Она яростно замотала головой, отчего ее роскошные волосы рассыпались по плечам.
— Отправляйся назад в Ролингз-Мэнор и поблагодари его за заботу о моей репутации, скажи, что даже если он обнаружит меня в твоей спальне голой, я и тогда за тебя не выйду, будь ты хоть единственным мужчиной на земле!
Последнее заявление несколько его ошарашило, но Джереми не собирался отступать. Никакая свирепая ярость не могла заставить герцога свернуть с намеченного пути. К тому же ярость Мэгги лишь маска, за которой она скрывает истинные чувства, прежде всего страх. Да, Мэгги его боится, и он догадывался почему: она страшилась неизвестного.
И Джереми намеревался проследить за тем, чтобы эти страхи развеял только он и никто иной.
— Дядя Эдвард ничего мне не приказывал, Мэгги. Это моя идея.
— Я думаю, тебе пора уходить. — Казалось, она его не слышала, щеки у нее были уже не розовыми, а пунцовыми.
— Никуда я не уйду, пока ты не скажешь мне «да», — твердо заявил он.
— Долго же тебе придется ждать, потому что я не собираюсь выходить за тебя замуж.
— Почему?
Мэгги топнула ногой.
— Я не обязана тебе объяснять. Просто убирайся отсюда!
— Нет. Сначала объясни, почему не хочешь за меня выходить.
— Потому что это нелепо! Мы слишком молоды, чтобы жениться.
— Согласен. Я готов тебя ждать. А ты меня подождешь?
Да пусть он ждет хоть до скончания века, а ей все равно будет страшно выходить за него замуж! Но она никогда не призналась бы в подобной слабости.
— Нет. Родители согласились, чтобы я поехала в Париж учиться живописи. Наверное, я пробуду там очень долго.
— Ну и что? — пожал плечами Джереми. — А я собираюсь пойти в кавалерию. И меня тоже долго не будет в Англии.
Мэгги от удивления чуть не вышла из-за кресла.
— Правда? — воскликнула она с восторгом. — В кавалерию? Как интересно! Мундир тебе пойдет необыкновенно, у тебя будет лихой вид. Думаешь, ты можешь попасть в Индию и увидеть магараджу? Как в нашей игре!
— Да, да, — нетерпеливо перебил ее Джереми. — Но ты будешь меня ждать, Мэгги?
— Нет, Джерри, лучше этого не делать. Кто может знать, что случится за несколько лет? Если я смогу зарабатывать на жизнь портретами, то вообще не выйду замуж. Твоя тетя считает, мне это удастся…
— Вообще не выйдешь замуж? — недоверчиво повторил Джереми.
Какого дьявола Пиджин вложила ей в голову эту дурацкую идею? Конечно, мысль о том, что Мэгги не выйдет за другого, приятнее мысли, что она найдет себе еще кого-то, но представить ее на всю жизнь монашкой… Для девушки с такой внешностью и такой фигурой это было бы противоестественно!
— Не мели чепухи, — возмутился он. — Разумеется, ты выйдешь замуж. Скажи, что только за меня, и я уйду.
— Джерри, ну подумай хорошенько. — Мэгги решила говорить начистоту. — Из меня не выйдет настоящей герцогини. Я не похожа на герцогинь, интересуюсь лишь живописью, во всяких герцогских делах от меня никакого толку. Ну, ты сам знаешь: ходить на балы, открывать сельские праздники и тому подобное. Я не умею вести светские беседы, и всегда кончается тем, что говорю что-нибудь не то. Я совершенно не знаю, как вести дом! Не знаю, какое вино надо подавать к утке, вечно ем овощи рыбной вилкой. Господи, я даже не терплю зачесанных наверх волос, без чего нет вечерних причесок. Шпильки вонзаются мне в темя. Джерри, найди лучше кого-нибудь еще.
Но говоря это, она вдруг ощутила сильную боль в сердце и тошноту, словно ее лягнула в живот лошадь.
— Нет, — произнес Джереми, подходя к креслу и всматриваясь в ее лицо. — Ты раздула ноздри, значит, снова врешь. Назови истинную причину.