Ирада Нури
Портрет моей души
Пролог
Уиндмор — холл, Англия, 1775 год.
— Ну вот, почти готово, — Серина отложила кисть в сторону, и отошла на пару шагов назад, чтобы оценить проделанную работу.
Уже несколько месяцев она, как одержимая, все дни и ночи напролёт проводила здесь, в уютной мастерской, что отвёл для неё владелец замка лорд Уиндмор. Будучи любовницей этого великолепного мужчины, она всеми силами старалась избежать участи сотни своих предшественниц, и удержаться подольше возле него. Хотя, кажется этого было недостаточно. Поговаривали, что графу приглянулась дочка одного из его многочисленных арендаторов, а это значит, что уже очень скоро граф даст ей отставку.
Человек, что являлся виновником её невесёлых мыслей находился тут же. Даже тогда, когда, казалось бы, в этом уже не было необходимости, ревнивая Серина настаивала на его присутствии во время писания портрета. Она объясняла это тем, что по ходу могут возникнуть недоработки, и ей нужно, чтобы модель всегда была рядом, чтобы исправить их.
Глупышка, он видел её насквозь. Ещё одна выделенная им из серой толпы, возомнившая, что способна приручить и изменить его. Его — Дуэйна Фицроя, графа Уиндморского. Того самого, которого за глаза называли Дьяволом во плоти. О да, он знал обо всех именах, что эти невежественные людишки давали ему — Дьявол, Распутник, Антихрист… Их слепая вера в то, что он зло, лишь подогревало его желание оправдать их страхи. Да, он распутничал, ни одна девица на выданье, что имела несчастье родиться на его землях, не могла чувствовать себя в безопасности. Рано или поздно она попадала в его постель, а на утро, частенько даже не спросив имени и не дав как следует одеться, её выставляли на улицу, кинув, как собаке кость пару монет.
— Надеюсь, хотя бы теперь я смогу взглянуть на твою мазню? — с ленивой грацией хищника, граф встал со своего места, и одёрнув идеально сидящий на нём сюртук направился в сторону портрета.
— Нет! Пока нельзя, — беспокойно вскричала Серина, и постаралась развернуть картину так, чтобы графу не было ничего видно. — Сначала, мне нужно кое-что тебе сообщить.
На лице Дуэйна проскочило раздражение. Девица явно испытывала его терпение, он сегодня отдаст слугам приказ, чтобы её выставили вон.
— Серина, — обманчиво — спокойным тоном произнёс он, — По-моему, ты несколько заигралась, деточка. Никто не смеет указывать, что мне можно, а что нельзя.
Он остановился прямо напротив её, в который раз поразив своим исполинским ростом. Почти двухметровая гора мышц, которая подавляла своими внушительными размерами каждого, кто имел несчастье оказаться рядом с ним.
Несмотря на всю решимость, колени девушки затряслись. Нужно сказать ему сейчас, пока в ней ещё оставалось мужество. Словно собираясь нырнуть в омут с головой, она глубоко вздохнула, и проговорила:
— Я беременна…
Рука Дуэйна тянущаяся к портрету, замерла на пол — пути:
— Что? — заревел он, сбрасывая с себя маску благородного джентльмена, обнажив всю чёрствость своей души. — Как, ты посмела, дрянь? — он занёс над нею руку.
Серина машинально обеими руками прикрыла живот, боясь, что граф навредит её ребёнку. Раздался оглушительный звук пощёчины, и несчастная отлетела к стене:
— Не смей связывать моё имя со своим щенком-бастардом, шлюха! Ты немедленно уберёшься из моего поместья, иначе, клянусь, я собственноручно вытрясу из тебя душу.
Решив, что сказал достаточно, он в два шага преодолел расстояние до портрета, и развернул его.
Серина внимательно следила за меняющимся выражением его лица. Сначала, это было удивление, затем — недоумение, а затем…
Дуэйн в бешенстве воззрился на неё:
— Что это значит? Ты, что, шутить со мной вздумала? — его лицо побагровело. На лбу выступили вены. — Потрудись объяснить, что это значит, — потребовал он.
Из разбитой губы сочилась кровь. Голова всё ещё гудела от удара, но всё это было ничто по сравнению с тем, что она сейчас наблюдала. Час настал. Видит Бог, она старалась. Она готова была дать ему шанс ради малыша. Но он этого не заслуживает!
Она перевела взгляд туда, куда указывала его рука. О да, ей великолепно удалось передать весь интерьер, даже алый бархат штор, и тот выглядел, как настоящий. Пламя свечей в старинных серебряных канделябрах по своей реалистичности могли поспорить с оригиналами. Серина поработала над каждой мелочью, всё было идеально. Всё. Или почти, что всё… На холсте был великолепный фон, но самого графа на нём не было.
Превозмогая внезапно возникшую боль внизу живота, она подошла ближе, и заглядывая через плечо графа произнесла: