И вот меньшевики с большевиками дружно принимают следующую общую резолюцию по вопросу о советах:
«В настоящее время, когда под ударами революции разрушается старый режим, рабочим необходимо тесно сплотиться в одну партию, чтобы в ее рядах неутомимо бороться за наши (!) интересы».
Поразительная оговорка в языке получилась! Авторы революции хотели, несомненно, сказать, что рабочие должны бороться за свои интересы под руководством одной партии, сплоченно, а вышло — за интересы партии…
«Рабочим нужна единая партия. Рабочая партия должна принять программу, которая выражает интересы пролетариата всего мира.»
Что-то путаница какая-то с этими интересами…
«Такой программой является программа международной социал-демократии. Российский пролетариат есть часть всемирной социал-демократии. Все рабочие, организованные союзы должны находиться под знаменем Р.С.Д.Р.П.».
Очень четко — долой независимые от партии советы!
«Поэтому мы обращаемся к возникшему во время последней политической забастовки рабочему совету и, находя единственно приемлемым для него программу социал-демократической партии, предлагаем ему вести дальнейшую борьбу в рядах этой партии».
Да, яснее не выскажешься. Судьба советов предрешалась уже в момент их рождения — партия не собиралась уступать власть ни в тот момент, ни в будущем («вредные последствия»).
А как отнеслось к советам царское правительство?
Естественно, оно «…не предполагало, что Совет мог сделаться такой крупной общественной силой, с которой не на шутку придется считаться.» В первое время полиция не препятствовала деятельности советов, видя в них, очевидно, противовес революционным партиям. Но очень скоро и правительство с полицией поняли, что эта новая форма организации населения, дай ей только развиться, быстро сделает ненужным весь старый аппарат власти. И советы были безжалостно раздавлены.
Документы, оставшиеся от деятельности советов, порой прекрасны своей прямотой и простотой (когда общество привыкает лгать, эти качества начинают называть наивностью). Вот, например, как писал в листовке Саратовский совет рабочих депутатов:
«Мы бастуем и требуем: чтобы старые и вредные для народа и несправедливые порядки были уничтожены и заменены новыми; чтобы немедленно было созвано всенародное учредительное собрание, то есть собрание уполномоченных (депутатов) от всего народа, чтобы устроить в России справедливый порядок.
Мы требуем, чтобы были установлены: полная и действительная свобода собраний, свобода слова и печати, чтобы граждане могли свободно писать в книжках и газетах обо всех нуждах, вопросах и требованиях…»
Верно пишет советский историк:
«Это были органы самих масс как по форме, так и по содержанию». Верно, были. И советы понимали свою роль — Белостокский писал, что совет такое учреждение, где дело освобождения рабочего класса находится в его руках.
Но большевики тоже это понимали. И очень хорошо понимали. Ленин писал:
«Это — власть открытая для всех, делающая все на виду у массы, исходящая непосредственно от массы, прямой и непосредственный орган народной массы и ее воли».
Лучше, кажется, не скажешь. А он вот сказал еще лучше:
«Не теория какая-нибудь, не призывы чьи бы то ни было, не тактика, кем-либо придуманная, не партийная доктрина, а сила вещей привела эти беспартийные, массовые органы к необходимости восстания и сделала их органами восстания».
Через несколько лет после первой нашей революции Ленин напишет, что уже в 1905 году «социалисты поняли, что организацией этих Советов создается нечто великое, новое и небывалое в истории мировой революции. Советы, которые народ сумел создать вполне самостоятельно, это — форма демократизма, не имеющая себе равной ни в одной из стран».
Да, социалисты быстро поняли, мгновенно раскусили, что такое советы и какую угрозу они несут их узким, частным, партийным интереса. А поняв это, социалисты советы прикончили.
Случилось это позже, в 1917–1918 годах, после победы большевиков. В марте-октябре 1917 года советы, в значительной степени утратившие свой первоначальный характер и попавшие под влияние разных грызущихся между собой революционных партий, сохраняли все же возможность стать всенародными органами власти. Но в ноябре 1917 — июле 1918 годов они подверглись мощной насильственной чистке везде, где это удавалось большевикам. Чистка заключалась в том, что неугодных убирали, затравливали, убивали, заменяли угодными — членами партии или сочувствующими, в советах утверждалась воля одной партии — и на первых порах заодно с ней выступали (на свою погибель) и некоторые другие левые партии. Советы очень быстро были «очищены» и перестали выражать волю масс, а стали придатком партийного управления.
Четвертого июля 1918 года в Москве собрался V Всероссийский съезд Советов. В числе его 1132 делегатов было 745 большевиков, 352 левых эсера, 14 максималистов. Как видим, состав такой, который уже вполне управляем для тех, кто стоял у власти и был сплочен в партию с военной дисциплиной.
Шестого июля в Москве был убит германский посол Мирбах и будто бы восстали левые эсеры. Сведения об этом восстании очень разноречивы. Одни официальные источники говорят, что мятеж длился несколько часов и что повстанцы захватили Трехсвятский переулок и обстреляли Кремль. Другие (тоже официальные) источники утверждают, что мятеж длился сутки, что восставшие захватили здание ВЧК, Покровские казармы, телефонную станцию и телеграф, что участвовало около тысячи человек, главным образом «анархистско-уголовные элементы», причем вооружены эти уголовники были по тем временам поразительно — 4 броневика, 8 пушек, 48 пулеметов. Источники неофициальные говорят, что никакого мятежа не было, а была одна только провокация, организованная большевиками. Как бы там ни было и кто бы ни организовал этот мятеж, но 9 июля съезд советов дал директиву — очистить советы от левых эсеров. Дал эту директиву, конечно, не «съезд», а партия большевиков.
С этого момента советы как представители и выразители воли народа, как «великое, новое и небывалое в истории мировой революции» окончательно и бесповоротно существовать перестали. Правда, кое-где независимые советы еще приходилось некоторое время терпеть (возможно, что в глухих местностях или там, где население не удавалось покорить, советы существовали сравнительно долго), но это уже были «мелочи», о которых не стоит и вспоминать — роли в нашей истории они уже не играли никакой.
Очевидно, что наш опыт свидетельствует: основная угроза советам — партии, которые на первых порах просто сильнее организационно. Особенно это справедливо в отношении партий, подчиняющихся полувоенному уставу, то есть так называемых «партий ленинского типа». Поэтому обществу нужно законодательно оградить себя от возможности создания таких объединений части своих граждан против остальных. Сформулировать нужный закон не столь трудно, как может показаться, — достаточно запретить применение в принципе так называемого демократического централизма и тайное ведение внутрипартийных дел. Впрочем, такое запрещение очень скоро станет всего лишь историческим курьезом, даже вспоминать о нем будут редко: жизнь, освобожденная от бремени мертвящих ограничений, своим собственным ходом исключить возможность возникновения партий-паразитов.
Что же? Стало быть, советская власть не означает полную свободу для всех и во всем? Выходит, что она будет что-то запрещать?
Безусловно.
Советская власть должна предусмотреть особый механизм, препятствующий социальным злоупотреблениям.
А как дело с советами обстоит сейчас?
Практику мы все знаем: никакой сколько-нибудь существенной власти у наших советов — от сельского до Верховного — нет; к тому же это организации обюрократившиеся, с массами не связанные, переполненные чиновниками, взяточниками, блатарями, обстряпывающими втихаря свои дела и дела «своих»; честные люди, туда попавшие (а честных людей у нас в стране не так мало, как думают скептики), бессильны что-нибудь изменить; депутаты ничего не решают и ничего не весят — не народ их избрал, а партийные инстанции назначили быть избранными, перед инстанциями они и отвечают, их и слушаются; да ничего не стоит партии не «переизбрать» (а то и «отозвать») строптивого депутата, если такой чудом проскочит в какой-нибудь совет. Да и не депутаты дела вершат, а вершат наемные чиновники — их-то никто не избирает! А что за дела? Главным образом, жилье распределить — то, что осталось после распределения предприятиями под рабочую силу, после распределения партийными органами. Из других дел — разве что спорт поощрять. Нет, депутат и захочет, так ничего сделать не сможет — нечего ему делать. А наемные чиновники — завы, замзавы, инструктора, инспекторы, секретари, референты — десятилетиями сидят, бесконтрольные, безвыборные, служат верой и правдой тем, кто им это место предоставил, плюют на те самые массы, которые сами, и без подсказки и указки создали семьдесят пять лет назад это «великое, новое и небывало».