Понятно, как должны оговариваться права граждан при таком устройстве общества? Так они и оговариваются: «Использование гражданами прав и свобод не должно наносить ущерб интересам общества и государства, правам других граждан» (статья 39). Невинная на вид формулировка, но вспомним, кто является реальной государственной властью — и станет ясно, чьи интересы выше интересов граждан, выше их прав и свобод. Право на труд? Только в том случае, если вы покорны партии и ее политике — попробуйте выступить публично с критикой ее политики, и вы тотчас потеряете работу. Право на жилище? Вас выселят в два счета, если вы выступите с критикой партии. Право на образование? Вас исключат из любого вуза за самостоятельные взгляды, если вы их выскажете публично. Дает права и отбирает права партия — и это в полном соответствии с текстом и подтекстом Конституции.
И все-таки, все-таки. Некуда деться официальной теории — и удивительным образом она признает, что советы — естественная форма общенародного государства. И что это государство — наше будущее.
И это совершенно справедливо. Либо такое будущее, либо у нас будущего нет, а есть только гибель.
Дело в том, что именно советская власть, эта форма, существующая у нас как власть только на бумаге, а не на деле — повторяю, что вся полнота бесконтрольной власти принадлежит у нас партии и больше никому, — именно эти советы и подходят как нельзя лучше для полного раскрытия и сотрудничества двух наших великих национальных сил — материальной и духовной, для гармоничной реализации двух человеческих начал — личного и коллективного. Именно в рамках советов, в рамках общенародного государства, отражающего оптимально интересы как индивидуума, так и общества, легко и естественно могут сотрудничать друг с другом все, самые разные, самые неожиданные направления и течения национальной жизни.
Но для того, чтобы наладить такое сотрудничество, для того, чтобы победить наше кровавое прошлое внутри нашей страны, ее собственными внутренними силами, чтобы стать неуязвимыми для опасности со стороны Китая (и даже больше того — искупить наш грех перед ним) — для этого нам нужны смелые и глубокие реформы во всех областях нашей жизни, нужны системные, структурные реформы.
Эти реформы назрели давно. О них говорят и думают и управляющие, и управляемые вот уже больше двадцати лет. Я почти не встречал ни среди рабочих (особенно молодых), ни среди крестьян, учителей, врачей, студентов, партийных и советских работников нижних звеньев, инженеров (важны профессии, а не имена — имен было бы слишком много, да кто в наших условиях решится назвать имена) таких, которые не тяготились бы (каждый в своей области, иногда — обобщая, редко — обобщая широко) существующими порядками, не говорили бы о необходимости «что-то» изменить в этих порядках. Желание изменить живет в большинстве народа, желание сохранить неизменным — в подавляющем меньшинстве. По сути дела наши всемирно известные инакомыслящие, прежде всего, А. Д. Сахаров — лишь рупор настроенности нации к переменам, тяги к улучшениям. Много, очень много было и до него, есть и сейчас, таких, кто пытался и пытается предложить реформы, улучшения — но им затыкали и затыкают рты лагерями, тюрьмами, психиатрическими больницами, угрозами, потому что правящее ядро опасается реформ, видя в них опасность для своей личной безраздельной власти. Сахаров пока уцелел и может продолжать свою благородную деятельность только потому, что он — академик, трижды герой социалистического труда, отец водородной бомбы, трогать его невыгодно властям. Согласитесь, что такой защитной броней, такой кольчугой в нашей стране обладают единицы. Надеяться, что среди этих единиц появится еще хоть один национальный герой, мешает даже теория вероятности…
Удивительная, согласитесь, картина! Стране угрожает смертельная опасность, она может погибнуть вместе со своим народом, культурой, государственностью, миллионы чувствуют — что-то неладно, всюду пытаются предложить меры, направленные на решение проблем (от частных до общих), на преобразования к лучшему (снизу и доверху), к оздоровлению всей страны — и против предлагающих направляется вся сила аппарата подавления, вся мощь изощреннейшей системы угнетения — без обсуждения этих предложений, без открытого разбора их. Пожалуй, если речь пойдет совсем о мелочи, о пустяке, о детали какой-нибудь — тут улучшай, если пробьешься сквозь сопротивление столь же мелкого и пустякового начальства, но размышлять вслух о стране, о ее благополучии, о реформах — и не мечтай.
Это понятно — власть не хочет разрешить народу участвовать в управлении, партийное ядро (по крайней мере, подавляющая его часть) отчаянно борется за безраздельность и бесконтрольность своей власти, не желает уступить ни крупицы ее. Да, это понятно — и это не только отвратительно, это губительно. Ведь тем самым руководящее ядро невольно выступает как пособник Китая, как враг собственного народа. Железными обручами лжи и танков, повседневными разнообразными репрессиями, угрозой террора, опорой на подонков и стукачей еще очень долго можно держать страну в повиновении, но не лучше ли руководителям вглядеться в будущее, сделать то, что не сумели Людовики и Александры. Не померещатся ли там, впереди кровавые горы трупов, погибель общая! Что дороже — безраздельная власть или жизнь? Ведь с гибелью и власть потеряете. И кто еще знает — мгновенной ли будет смерть. Перечитайте Солженицына да поинтересуйтесь, что написано об опыте лагерей у китайцев — так, может быть, лучше со своим народом, пока не поздно, всерьез подружиться? Может быть, лучше всем вместе, сообща подумать над реформами — пока, повторяю, не поздно?
И оппозиции, впрочем, надо искать пути к сотрудничеству. Отчаяние и ненависть — плохие помощники; тон учительства никогда не помогал делу, равно как и брань, и заклинания. Как ни трудно, а каждая сторона должна приложить все силы, чтобы понять оппонентов. Но сейчас речь не об оппозиции — она пока что никого из инакомыслящих не преследует. Будем надеяться, что не по недостатку возможностей. Речь о властях предержащих. Они должны понять, что не только их души, но уже и жизни в опасности, что ни в каких бомбоубежищах она не отсидятся и что реформы нужны им так же, как и тому народу, к которому они принадлежат.
Ох, горе мне, горе. Сильвестру не стыдно было объяснять, что быть нравственным — выгодно? Кто его знает. Может быть, он, как и я, не видел иного пути объяснить…
Пора ответить на вопрос, который, возможно, возникнет у некоторых моих соотечественников — почему не направлять свои соображения о реформах на высочайшее имя, по почте? К сведению властей, но не к сведению поданных? Так сказать, секретно? Ведь только власти могут принять решение и одобрить предлагаемое, и только власти располагают возможностями и средствами провести реформы.
Бесполезно направлять. Уже много лет наши власти имеют полную картину реального положения в стране, знают о необходимости реформ. И они либо не предпринимают ничего, либо берут из предлагаемого только мелочи, которые, ничего не меняя, лишь создают видимость перемен. Так, например, ничего не изменила и не изменит борьба за мир без дополняющей ее борьбы за справедливость: внешняя политика всего-навсего дополняет внутреннюю, и какие у властей взаимоотношения со своим народом, такие будут и с другими народами, какие успехи будут внутри страны, такие будут и за ее пределами. Многие блестящие исследования и работы, обстоятельные проекты и программы, глубоко продуманные описания необходимых реформ мертвым грузом лежали и лежат в начальственных сейфах — не то, что не принятые, не прочитанные даже… Нет, начальство порой не хочет читать даже то, что по его прямому заказу делается, а самотек рассматривается как бунт. Никому, пожалуй, еще не удавался в России диалог с высшей властью — даже Пушкину.
Нет, сейчас нужно не тайное, а всенародное, национальное усилие — один человек может наметить лишь общие контуры реформ, а наполнить их плотью и кровью, тем более — воплотить в жизнь способны лишь только все сообща — всем умом, всей совестью, всей энергией народа, включая в его состав и нынешних управляющих, если они захотят участвовать в таком усилии.