– Я тебя тоже поздравляю. Чего ты поднял такую панику? Выкладывай, да поскорей, как сказал отец сыну, проглотившему фартинг, – ответил я, стараясь не остаться в долгу. – И вообще ты в своем уме? Что это ты затеял играть с самим собой да еще с таким остервенением?
– Да нет, я разбираю партию, которую продул сегодня Файвишевскому. Он по привычке все время звонил и забил мне голову. – У Графа был первый разряд по шашкам, что, конечно, тоже сыграло роль при поступлении в университет.
– Ты же тоже любишь звонить!
– Да разве его перезвонишь? Он начинает звонить, как только ты делаешь первый ход. «Это ход? Это ты называешь ход, дворовой маэстро? Он же – этот ход, если его можно так назвать, сразу проигрывает». И пошло-поехало. А как только ты открываешь рот, он кричит: «Звон дает! Невозможно работать». А самое обидное, что играли «под интерес», и я на этом деле потерял полтинник.
– Ради этого ты меня вытащил из дому в эту жару?
– Нет. Дело значительно серьезнее. Ты даже представить себе не можешь. Нам повезло. Сейчас в Киеве гастролирует МХАТ.
– Я знаю. Так ты что – хочешь пригласить меня в театр?
– Не в том дело, темнота. Они объявили прием в школу-студию МХАТ. Вступительный экзамен состоится через неделю. Мы сегодня играли блицы на Ленина в доме профсоюзов, я увидел там объявление и уже все разузнал. Мы будем пробоваться. Виктора я уже уговорил. Ты будешь третьим. За компанию – веселее.
– Не хочу я поступать ни в какую студию. Я только сегодня поступил на архитектурный факультет КИСИ, к чему я так стремился, и меня совершенно не привлекает актерская карьера.
– Я подозревал, что ты зажатый ограниченный человек, но я постараюсь расширить твои узкие шоры. Ты даже не представляешь, что значит быть слушателем школы-студии МХАТа. Это актеры, которые играют на сцене с сильнейшими представителями артистического клана, под руководством гениальных режиссеров, играют не какие-нибудь «Вас викликае Таймыр», а лучшие пьесы Островского и Чехова. Это люди, которых знает вся страна, которых показывают по телевизору, перед которыми преклоняются бесчисленные поклонницы, которых девушки носят на руках и которых приглашают в лучшие дома Москвы и Ленинграда. Перед актерами МХАТа открываются все двери, им завидуют все актеры Советского Союза. Они являются законодателями мод и покорителями женских сердец, они выбирают себе невест из самых красивых женщин страны, их любят все…
– Остапа понесло, он со вчерашнего дня еще ничего не ел, поэтому красноречие его было необыкновенно. Можешь не уговаривать, я уже все решил для себя.
– Ну хорошо, – вдруг неожиданно согласился он, – тогда пойдешь с нами на эту экзекуцию. Так сказать группа поддержки.
– А откуда ты взял, что у тебя есть актерский талант? Ты даже в школьных спектаклях ни разу не выходил на сцену.
– Темнота. Все очень просто. Я все продумал. Экзамен, или проба, или собеседование, не знаю как они это называют, состоит из трех элементов: монолог, басня и танец. Я уже беседовал с Борей – он же на втором курсе института имени Карпенко-Карого. Тут главное – показать раскованность. Я беру монолог Репетилова из «Горе от ума» Грибоедова, басню Михалкова «Заяц во хмелю», вмазываю сто пятьдесят коньяку, закусываю мускатным орехом, чтобы духа не было, и тут же вхожу в роль. А танец в такой ситуации сам получится.
Мы с ним поболтали еще полчасика, и все-таки решили идти на пляж. По дороге сьели пару пирожков и выпили по стакану газировки в пирожковой на Крещатике рядом с Ломбардом, в который с утра уже стояла очередь. Потом спустились через Пионерский парк к причалу. Пешеходного моста еще не было, и переправляться на Труханов остров нужно было катером. Вещи на пляже засунули в рублевые гардеробные шкафчики, выкупались и улеглись на песок. Юра зубрил с выражением монолог Репетилова, а я лежал и вспоминал мое первое и единственное выступление на сцене.
Меня тогда засунули в модный в те годы детский спектакль «Красный галстук» на роль отца непутевого главного героя, который в трудную минуту повел себя крайне аполитично, и швырнул общественности свой пионерский галстук, за что был строго осужден и приятелями и родственниками. Подготовка шла чудесно. Я выучил свою роль раньше всех и говорил ее без запинки с большим выражением. Спектакль был показан на вечере в честь Октябрьских праздников. На меня напялили очки и седой паричок. И вот в самый напряженный момент, когда я в ужасе произносил зловещую фразу: «И ты посмел кинуть товарищам свой пионерский галстук», я посмотрел на моего «сына», который был солидным лбом выше меня ростом. Он впервые надел на себя короткие штанишки, стоял и глупо улыбался. Меня разобрал страшный смех. Этот смех передался и ему. И вот в эту трагическую минуту мы стояли на сцене и дико хохотали держась за животы. С меня даже сполз парик. После этого всем участникам спектакля вручили грамоты, кроме нас двоих. Режиссер спектакля с нами перестал разговаривать. А злопамятная и злоязычная Зопа не преминула мне заметить: «чего же еще от тебя оставалось ожидать». На этом моя театральная карьера закончилась.