Чтобы через четверть часа выйти к зеленой низинке, пролегающей между двумя пологими холмами. Вдали действительно виднелась береза, и даже не одна, а целая рощица, но они меня больше совершенно не интересовали. Потому что на мшистом обломке камня сидел стройный мужчина с чуть вьющейся рыжеватой шевелюрой и рассматривал меня с подозрительной заинтересованностью. Значительно более незаметной, чем пристальное внимание огромного черного пса, настороженно приподнявшего лопушистые уши.
— А я уже решил, что трактирщик надо мной подшутил, — облегченно вздохнул я, направляясь к нему, — здравствуй, Рамм.
— Я не Рамм и не знаю тебя, незнакомец, — холодно произнес он, — потому не подходи ближе, если тебе дорога жизнь. Моя собака может… немного тебя пожевать.
— Ну во-первых, — не останавливаясь, строптиво фыркнул я, — мои дротики летают быстрее, чем бегают собаки, а во-вторых, если эта зверюга та самая, что сожрала два года назад большую половину моей каши, то теперь ей должно быть стыдно сожрать и меня.
— Грег?! — еще только привстал с камня Рамм, а опознавший меня раньше хозяина Каф, хлопая развевающимися ушами, уже несся навстречу.
Пришлось срочно отпрыгивать в сторону, но избежать встречи с огромными лапами и слюнявой пастью все равно не удалось.
— Мне обещали, что меня будут жевать, а не сдирать живьем кожу, — пытаясь увернуться от старательного шершавого языка, возмущался я, но, вместо того чтобы отогнать Кафа, Рамм и сам принялся мять и стукать мою спину.
Попутно смущенно объясняя причину своего странного поведения.
— Ты понимаешь, он примчался бегом, с выпученными глазами… и с порога закричал, что меня ищет сыскарь.
— Он мне польстил, сыскарем я еще не работал.
Молотящий хвостом Каф наконец-то перестал меня облизывать и принялся в восторге носиться кругами по полянке. Если кому-нибудь вздумается изучать тут следы, то он решит, что на путников напала целая стая диких собак.
— Но почему ты в таком виде? — устав шлепать мою спину, Рамм вспомнил наконец и про свою ошибку.
— Может, мы поговорим об этом в другом месте?
Невежливо, конечно, так в лоб напоминать друзьям про правила гостеприимства, но быстро темнеющее небо не оставило мне иного выхода. Не люблю я гулять под дождем в дрянной одежонке и без защитных амулетов.
— Грег, ты, конечно, извини… — Кажется мне или он действительно мнется как-то подозрительно?!
— Да в чем дело?
— Мне повезло, что, когда Баргоз приезжал, Нувины не было дома. У нее… такое воображение… что я просто боюсь. Поэтому… ты не обидишься, если мы пойдем в сторожку углежогов? Сейчас она пустует, весной лес не рубят.
Нет, я не против, мне это даже на руку, чем меньше народа посвящено в мои дела, тем надежнее. Но как следует понимать его слова про воображение? Пожалуй, лучше уточнить это заранее.
— Рамм, мне все равно, где переночевать, а тебя искать не будут? — постарался я представить свои сомнения как невинную заботу.
— Я часто хожу на охоту, — поднимая с земли и забрасывая на плечи увесистую походную суму, пояснил северянин, — специально приучаю ее к моему отсутствию. Чтоб не переживала, когда уйду. Ты знаешь, я ведь решил… вернуться.
— А твои… неприятности… — топая за уверенно лавирующим между деревьями и валунами Раммом, опасливо задал я вопрос, на который не решился два года назад.
— Я тебе расскажу… когда придем. Тут недалеко, — не сразу ответил он, и мне ничего не оставалось, как поверить этому обещанию.
Сторожка углежогов оказалась довольно длинным и высоким деревянным зданием. Рамм уверенно пошарил под крыльцом и достал ключ.
— От охотничков лорда Гонтариса запирают, — буркнул он, снимая увесистый замок. — Эти господа тут уже не раз пожары устраивали.
Как же я забыл, что нахожусь на границе с землями лорда, славящегося своим пристрастием к охоте, шумным застольям и безбашенным забавам. Король морщится каждый раз, когда слышит это имя, но никаких серьезных обвинений, достаточных, чтоб лишить Гонтариса титула или части поместья, сыскари пока не обнаружили.
— Проходи, — крикнул из глубины дома Рамм, и я шагнул в пахнущее зимней сыростью полутемное помещение.
Очень своевременно шагнул: в спину ударил резкий порыв ветра, густо приправленный дождевыми каплями. И следом прыгнул Каф, не переносивший воду с того самого дня, как кто-то жестокий бросил щенка в реку. Мы с Раммом случайно нашли его в прибрежных камышах, мокрого, трясущегося и настолько обессилевшего, что малыш не мог даже скулить. До привала он добирался за пазухой у северянина и с тех пор считает его своим хозяином. А может, даже богом.