— Из Мильтауна? Нет, ни с кем. Кроме, конечно, Вирджинии, матери Элизабет. Она живет в доме престарелых. Собственно говоря, это не дом престарелых, а вполне респектабельный и даже престижный приют для людей, которые по каким-то причинам не могут или не хотят жить одни. В приюте они обеспечены постоянным уходом, заботой, а если хотят, то и обществом. Мы с ней переписываемся, иногда прилетаем повидаться. Последний раз летали месяц назад всей семьей, даже собаку с собой брали.
— А не могла мать вашей жены рассказать кому-то о картине Дега? О том, что она висит у вас дома в Стоун-вилле?
— Кто? Вирджиния? Исключено. Надо ее знать, эту даму. Она вообще почти ни с кем не разговаривает, а уж о делах своих родственников — тем более. Ей ведь в свое время поставили диагноз вялотекущей шизофрении именно потому, что она временами просто не могла выносить никого рядом с собой, даже родную дочь. Она могла целыми неделями не разговаривать с ней, не отвечала на ее вопросы. Можете представить себе, какая жизнь была у шестнадцатилетней девочки. В конце концов мы женой поместили миссис Таруотер — это ее фамилия — в приют, конечно, с ее согласия, и в этом приюте она находится вот уже почти пятнадцать лет. Нет, Вирджиния не могла никому сказать о картине.
— А здесь, в Стоунвилле, вы не встречали прежних друзей из Мильтауна?
Фред Дэвис помрачнел и нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Похоже было, что он что-то решает для себя, но прежде чем он принял решение, детектив мягко, но убедительно сказал:
— Мистер Дэвис, если вы не хотите говорить мне правду, то я не смогу вести расследование. Я должен твердо знать, что могу верить и доверять вам, иначе я вынужден буду отказаться от вашего дела. Еще раз повторяю: вы видели в Стоунвилле кого-либо из старых мильтаунских знакомых?
— Да, да, видел, — раздраженно бросил Дэвис, — но этот человек не может иметь отношения к похищению и вообще к какому бы то ни было преступлению. Я знаю его с детства. К тому же он сам прокурор.
— А почему вы не хотите назвать мне его имя?
— Да потому, что вы обязательно захотите узнать у него, где он был и что делал в день похищения и какие дела привели его в Стоунвилл. Разве не так?
— Безусловно. Но что вы имеете против этого?
— Да ничего я против этого не имею, просто...— Фред Дэвис обреченно махнул рукой и устало сказал: — Ну хорошо, я вам все расскажу. Здесь нет никакой особенной тайны, просто есть одна вещь, о которой в Стоунвилле кроме меня никто не знает и я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал.
— Но если кто-то и узнает, то уж не от меня, вы же понимаете, — как можно убедительнее сказал Майкл Ричардc. Ему не впервой было преодолевать недоверие и опасения своих клиентов, и он считал это так же неизбежно связанным се своей профессией, как умение врача добиться откровенности больного.
Дэвис встал, открыл дверь в смежную с гостиной столовую, откуда был выход в коридор, выглянул из нее, потом плотно прикрыл за собой дверь.
— Дело в том, — сказал он негромко, — что Сэди не родная дочь Элизабет, но она об этом не знает. Матерью Сэди была родная сестра Элизабет Мери — моя первая жена. Когда она умерла, Сэди было всего три года, и Элизабет предложила на ней жениться и разрешить ей удочерить девочку, чтобы она не чувствовала себя сиротой. Мы поженились и переехали в Стоунвилл, где нас никто прежде не знал. Теперь вы понимаете, почему мы не поддерживали никаких отношений ни с кем из Мильтауна? Сэди и теперь уверена, что Элизабет была ее матерью. Я же говорил вам, как она плакала на кладбище во время похорон.
— Это поэтому вы не хотели мне рассказывать о встрече с этим прокурором из Мильтауна?
— Именно. К тому же он тут ни при чем. Его зовут Томас Хант. Мы с ним росли вместе, жили в Мильтауне на одной улице, он бывал у нас в доме и прекрасно относился к Мери — моей первой жене; подшучивал над Бэт, тогда еще почти девчонкой. В Мильтауне никто не знал, что перед отъездом из города мы зарегистрировали наш брак с Бэт, поэтому когда мы встретили Тома здесь в "Хилтоне", это было, как если бы нас поймали со шпаргалкой на экзамене.
— Вы говорите: мы встретили?
— Да, я был с Элизабет и Сэди. По случаю воскресенья мы решили пообедать в ресторане отеля — там очень неплохая кухня. Вдруг меня хлопают по плечу — я оборачиваюсь и вижу Тома. В первый момент я очень обрадовался, увидев старого друга детства, но тут же испугался, что он, не зная о наших семейных обстоятельствах, что-то ляпнет невпопад. Поэтому я стал его расспрашивать о наших общих знакомых, о том, что привело его в Стоунвилл, и все такое прочее. Оказывается, Том был здесь по делам службы уже два дня. Уезжал буквально через пару часов, чтобы успеть в аэропорт на венерний рейс в Вашингтон. Он, видимо, уже выпил за обедом, поэтому все мои попытки увести его в холл отеля были напрасными. Он все рвался поговорить с Бэт, восхищался красотой Сэди, а потом вдруг ляпнул, что у Сэди волосы, какие были у ее матери, — такие же черные и густые, не то что у тетки — "серая соломка", и взъерошил прическу Элизабет. Он ведь помнил Бэт еще девочкой и по старой памяти общался с ней так же", как раньше. Тут уж я схватил его за плечи и почти силой вытащил в холл, где все ему объяснил. Том был ужасно смущен и расстроен, пытался вернуться в зал и загладить свою ошибку, но я сказал, что сам это сделаю. И он, сто раз извинившись и хлопнув меня по плечу, пошел к себе в номер собирать вещи к отъезду.
— О портрете Дега вы не говорили?
— Ни слова. Мы вообще не успели толком ни о чем поговорить.
— А ваша дочь поняла, о чем говорил Томас Хант?
— Слава Богу, нет. Мы с Бэт убедили ее, что это была неудачная шутка подвыпившего человека.
Ричардc помолчал. Дэвис внимательно смотрел на него. Потом детектив задумчиво сказал:
— И все-таки вы меня не разубедили, мистер Дэвис. Я думаю, что связь между картиной и вашим родным городом существует. Раз вы говорите, что здесь никто не знал о картине, значит, "наколка" на нее пришла оттуда. Мне надо лететь в Мильтаун и попробовать найти там человека, имеющего какую-то связь со Стоунвиллом. Скорее всего, этот человек и раньше был как-то связан со Стоунвиллом, но о том, что вы здесь живете, узнал недавно. Иначе эту операцию с похищением он провернул бы раньше.
— Но еще несколько лет назад картина не стоила полмиллиона долларов. Кстати, эксперты Сотби, которые оценивали Дега, тоже знают о том, что она существует. Их вы не будете проверять?
— Эксперты Сотби — люди весьма высоко оплачиваемые и находятся на виду. Любая их сомнительная связь рано или поздно обязательно всплывет наружу и тогда — крах карьере, благополучию, честному имени — всему. Нет, не думаю, что кто-то из них может быть замешан в этом. Нужного нам человека надо искать в Мильтауне. Если вы, мистер Дэвис, согласны оплатить нашему агентству дополнительные расходы, то я вылечу туда сегодня же вечером.
Фред Дэвис с минуту думал, глядя на автопортрет дочери, потом сказал:
— Хорошо. Делайте, как считаете нужным, лишь бы это дало результаты.
Ричардс попрощался и отправился к себе в "Альпинист". До вечера нужно было еще успеть позвонить в аэропорт насчет билетов, заехать в полицейское управление: как-то объяснить взрыв своей автомашины ночью и уладить дела с компанией Херца, где он брал напрокат "форд". У Ричардса были серьезные подозрения, что компания не будет в большом восторге, узнав, что у одной из их машин ни с того, ни с сего взорвался на стоянке бензобак.
В Мильтаун Ричардc приехал из аэропорта в одиннадцатом часу утра. Плотно позавтракав в итальянской закусочной и придя к выводу, что Италия — прекрасная страна и надо бы когда-нибудь побывать там, он позвонил по телефону, данному ему Дэвисом, и, представившись, спросил, имеет ли он честь говорить с миссис Вирджинией Таруотер.
— Да, это я, — ответил ему холодный женский голос, лишенный какой бы то ни было эмоциональной окраски.