БАРТОДИЙ. Не буду.
ОКТАВИЯ. И осторожнее с сахаром. Ты же знаешь, тебе нельзя.
БАРТОДИЙ. Знаю.
ОКТАВИЯ. Пойду приготовлю бутерброды на дорогу. (Выходит.)
Бартодий отодвигает ширму, за которой на сидит на стуле Анатоль. Он в халате, читает газету.
БАРТОДИЙ. Ты все еще не готов? Через час наш поезд.
АНАТОЛЬ. Я не еду с тобой.
БАРТОДИЙ. То есть как не едешь...
АНАТОЛЬ. Очень просто - не еду.
БАРТОДИЙ. Сейчас же одевайся!
АНАТОЛЬ. Полегче, полегче, не кричи. Если я говорю, что не еду, значит, не еду.
БАРТОДИЙ. Но почему?
АНАТОЛЬ. Потому что мне тоже полагается...
БАРТОДИЙ. Тихо!
Загораживает Анатоля ширмой. Входит Октавия
ОКТАВИЯ. Тебе с чем, с ветчиной или с сыром?
БАРТОДИЙ. С ветчиной. С сыром.
ОКТАВИЯ. Ты действительно не хочешь, чтобы я поехала с тобой?
БАРТОДИЙ. Я-то очень хотел бы, честное слово, но неизвестно, как он себя поведет. Он же только что вышел.
ОКТАВИЯ. Я его нисколько не боюсь.
БАРТОДИЙ. Зато он может бояться. Такие, как он, сторонятся людей.
ОКТАВИЯ. А тебя он бояться не будет?
БАРТОДИЙ. Мы знаем друг друга с детства.
ОКТАВИЯ. Но я вам не помешаю. Посижу в гостинице.
БАРТОДИЙ. Мы же не виделись пятнадцать лет.
ОКТАВИЯ. Но ведь на ночь ты вернешься в гостиницу.
БАРТОДИЙ. Беседовать с друзьями лучше всего ночью.
ОКТАВИЯ. Я сделаю еще с маргарином. Он полезнее. (Выходит.)
Бартодий отодвигает ширму.
БАРТОДИЙ. Ну, что случилось, почему ты не хочешь ехать...
АНАТОЛЬ. Потому что мне тоже полагается амнистия.
БАРТОДИЙ. Откуда ты узнал об амнистии?
АНАТОЛЬ. Я же читаю твои газеты.
БАРТОДИЙ. Амнистия ничего не меняет.
АНАТОЛЬ. Меняет все, и принципиально. Смертный приговор не был приведен в исполнение.
БАРТОДИЙ. Но кто мог знать, это никому не было известно.
АНАТОЛЬ. Но теперь-то известно.
БАРТОДИЙ. Только теперь.
АНАТОЛЬ. Наш человек жив.
БАРТОДИЙ. Но он же был приговорен.
АНАТОЛЬ. И все же остался в живых.
БАРТОДИЙ. Это не моя заслуга.
АНАТОЛЬ. Ты его не убил.
БАРТОДИЙ. Помимо моей воли.
АНАТОЛЬ. Меня это не касается.
БАРТОДИЙ. Стало быть, я невиновен? Только потому, что он уцелел?
АНАТОЛЬ. Я так не говорю.
БАРТОДИЙ. Донес я на него или не донес?
АНАТОЛЬ. Донес.
БАРТОДИЙ. Из-за меня его приговорили к смерти или не из-за меня?
АНАТОЛЬ. Из-за тебя.
БАРТОДИЙ. Тогда что тебе еще нужно?
АНАТОЛЬ. Ты можешь иметь...
БАРТОДИЙ. Тссс...
Загораживает Анатоля ширмой. Входит Октавия с бутербродами.
ОКТАВИЯ. Смотри, не положи их в чемодан или в карман, не то все перепачкаешь. Только отдельно.
БАРТОДИЙ. Хорошо.
ОКТАВИЯ. Представляю, как это было для тебя страшно.
БАРТОДИЙ. Да.
ОКТАВИЯ. Ты был на процессе?
БАРТОДИЙ. Нет, процесс был закрытый.
ОКТАВИЯ. Я подумала - может быть, как свидетель.
БАРТОДИЙ. Нет, я не был в это замешан.
ОКТАВИЯ. Подумать только, что пережила его семья.
БАРТОДИЙ. Семью тогда уже давно выслали.
ОКТАВИЯ. А его жена.
БАРТОДИЙ. У него не было жены.
ОКТАВИЯ. Ну, тогда невеста.
БАРТОДИЙ. И невесты не было.
ОКТАВИЯ. Как же так, почему не было...
БАРТОДИЙ. Потому что он был очень занят.
ОКТАВИЯ. Чем же он занимался?
БАРТОДИЙ. Антигосударственной деятельностью.
ОКТАВИЯ. Идеалист?
БАРТОДИЙ. Возможно. Но тогда это называли иначе.
ОКТАВИЯ. Зонтик возьмешь?
БАРТОДИЙ. Не люблю зонтов.
ОКТАВИЯ. Возьми, погода неустойчива. Только не потеряй.
БАРТОДИЙ. Если не возьму, то и не потеряю.
ОКТАВИЯ. Я принесу зонт. (Выходит.)
Бартодий отодвигает ширму, появляется Анатоль.
АНАТОЛЬ. ...Так что можешь завести себе какой угодно другой укор совести, но на меня больше не рассчитывай, я выхожу из игры. Мое дело убийства, преступления помельче меня не касаются. Я - королевский, шекспировский, легендарный. Я - король над всеми иными укорами совести. А как я теперь выгляжу. Глупо.
БАРТОДИЙ. Поехали со мной, прошу тебя.
АНАТОЛЬ. Только убийц преследуют призраки и привидения. Другие преступники вынуждены обходиться без них. С момента, когда выяснилось, что трупа не было, не может быть и призрака.
БАРТОДИЙ. А может, все же...
АНАТОЛЬ. Я не намерен заниматься мелочами.
БАРТОДИЙ. Пятнадцать лет каторги - мелочь!
АНАТОЛЬ. Я не говорю, что мелочь, но не то же самое, что смерть.
БАРТОДИЙ. Иуда в Масличной роще - мелочь?
АНАТОЛЬ. Но трупа не было.
БАРТОДИЙ. Не бросай меня.
АНАТОЛЬ. Дай мне труп - и я останусь с тобой.
Бартодий загораживает Анатоля ширмой. Входит Октавия.
ОКТАВИЯ. Ты позвонишь?
БАРТОДИЙ. Конечно. Как только устроюсь в гостинице.
ОКТАВИЯ. Я буду о тебе волноваться.
БАРТОДИЙ (обнимает Октавию). Знаю и благодарен тебе. Кому же еще переживать из-за меня.
ОКТАВИЯ. В первый раз уезжаешь, с тех пор как мы вместе.
БАРТОДИЙ. Так нужно.
ОКТАВИЯ. Знаю, знаю, и ни в чем не упрекаю тебя. Ты так нуждаешься в заботе.
БАРТОДИЙ. Я же не больной.
ОКТАВИЯ. Но ты так легко простужаешься.
БАРТОДИЙ. Это еще не самое страшное, да?
ОКТАВИЯ. И такой нервный. Всегда был нервным, уже когда мы только познакомились.
БАРТОДИЙ. В такую эпоху живем.
ОКТАВИЯ. При чем тут эпоха, это только нервы. Но мне как раз это в тебе нравилось. Когда я впервые увидела тебя, то подумала: какой он деликатный.
БАРТОДИЙ. Ну, тогда вроде еще не был таким.
ОКТАВИЯ. Всегда был. Деликатный, впечатлительный... Помню, как ты в первый раз взял меня за руку.
БАРТОДИЙ. Я тоже.
ОКТАВИЯ. Нет, ничего ты не помнишь. Это было на мостике.
БАРТОДИЙ. Ага, и папоротник.
ОКТАВИЯ. Шел дождь.
БАРТОДИЙ. А у меня зонта не было.
ОКТАВИЯ. Зато у меня был.
БАРТОДИЙ. В ноябре.
ОКТАВИЯ. Нет, в сентябре.
БАРТОДИЙ (напевает). "Приди ко мне, подарю тебе папоротника цветок..." А раньше пели еще это (Напевает.) "Строим новый дом, еще один новый дом..."[1]
ОКТАВИЯ. Я сильно изменилась?
БАРТОДИЙ. Ты? Ни капельки.