Я опускаю взгляд на конверт, лежащий у меня на коленях. Вторая бумажка — один из его рисунков карандашом на толстой бумаге. Я никогда не видела фотографии, с которой он, очевидно, сделан, а возможно, и нет.
Это сценка на дворе — верхушки деревьев под небом в облаках. На переднем плане папа — более молодой папа — стоит, выпятив грудь, высоко вскинув прямые руки, отбросив назад голову. Волосы у него густые, черные и всклокоченные. Он смеется; смотрит мне в глаза. А мне два-три года. Я лечу в воздухе в паре футов над ним, мои волосы разметались туманным ореолом. Маленькое тельце согнуто буквой «С», ручонки протянуты вниз, к папе. По-видимому, я кричу. На лице у меня — полный восторг. Между кончиками его пальцев и краем меня — ничего, полоска чистого неба.
Я какое-то время смотрю на рисунок, потом встаю. На камине над газовым огнем, имитирующим горящий уголь, стоит лучшая из двух фотографий, которую снял Пол возле бывшего дома моих родителей в Ноттингеме. Неведомо для меня он вовсю использовал зуммер. Кадр заполняем мы с Холли — в глубине, за нами, лишь намек на дом. Мы обе замерзли, но то, как она сидит у меня на бедре, то, как моя рука свободно висит вдоль бока, создает впечатление отдохнувших, счастливых людей.
Я ставлю рисунок Диклена Барра рядом с фотографией, отступаю на шаг. Папа и я; я и Холли. Я сомневаюсь, чтобы хоть одна из этих фотографий задержалась здесь надолго и оставила след в памяти Холли. Но сейчас в них есть что-то приятное, в этих семейных портретах. Я чувствую, что квартира стала моим домом.
Примечания
1
Перевод Ю. Корнеева
(обратно)2
Перевод Ю. Корнеева
(обратно)3
Так звали подругу Робин Гуда. — Здесь и далее примеч. пер.
(обратно)