Перво-наперво я пошел к Алесю Жаруку в издательство.
— Вот, — протянул я ему папку, в которой лежала рукопись моей повести.
— Молодец! — взвесил он папку в руке. — За неделю прочитаю. Ты где сейчас работаешь?
— В Институте языкознания.
— Ну-у, брат… — махнул он рукой, в которой была все та же незажженная сигарета. — Это не для тебя. Или ты хочешь быть научным сотрудником?
— Нет, — сказал я.
— И правильно. Писатель должен быть в гуще жизни.
«Наш институт еще та гуща, — подумал я. — Одна баба Люба чего стоит».
— Тебе там не дадут писать. То диссертация, то статьи, на работу надо ежедневно ходить. Ходишь?
— С девяти часов.
— Вот! А писатель должен сидеть за письменным столом в своей квартире.
— Квартиры тоже нет.
Мне стало жалко самого себя. Ни квартиры, ни жены, ни нормальной работы. Бедолага в полном смысле этого слова.
— Ну, не такой уж ты и слабак, — оглядел меня с головы до ног Жарук. — В Королищевичах я тебя сразу приметил. Но с академией надо заканчивать. Вон на телевидении молодых сотрудников ищут. Слышал об этом?
— Нет, — сказал я.
— Но главное, пиши как можно больше. Надо набивать руку и искать свой стиль.
Жарук как в воду глядел. Проблема была именно в стиле.
За двадцать лет я прочитал много книг мировой классики. Из русских писателей больше других нравились Пушкин, Лермонтов, Толстой, Гоголь, «Фрегат “Паллада”» Гончарова, Чехов, Бунин, Куприн, Паустовский, Катаев и еще много других. Из белорусских авторов — Колас, Мележ, Черный, Быков, Короткевич… Здесь список был значительно короче.
Однако где классики — и где аз, грешный! Я понял, что моя проза должна чем-то отличаться от прозы других писателей. Но чем? И о чем писать? Надежда была только на жизненные приключения, а они не всегда заканчиваются для человека добром.
— Не переживай, — сказал Жарук. — Не ты первый, не ты последний.
Видимо, он знал, о чем думают молодые авторы вроде меня.
— Не буду, — пообещал я.
— Значит, жду через неделю, — усмехнулся Жарук. — После ужина добавляли с Гайвороном?
Я пожал плечами. Тот, кто хоть раз встречался с Гайвороном, знал, что не добавить с ним нельзя.
— Главное, чтобы здоровье не подвело, — подвел черту Жарук.
Этого у нас еще хватало.
Валера Дубко, с которым мы увиделись на следующий день в институте, к моим переживаниям отнесся спокойно.
— Не хочешь работать в институте, переходи в какое-нибудь другое место, — дернул он себя за ус. — Я, например, защищаться пока не собираюсь. И переходить мне некуда. Вот если бы основать любительский фотоклуб…
Я знал об этой голубой мечте Валеры. Как и о том, что в любительском клубе денег не платят. Не одной же Наталье на своих плечах семью тянуть.
— Писать надо, — сказал я.
— Пиши, — хмыкнул Валера. — За это хоть платят.
— Фотографии тоже публикуют не бесплатно.
— Все мои гонорары уходят на фотопринадлежности, — вздохнул Валера.
— А мои — на бумагу для печатания рассказов.
Мы засмеялись.
— Ну и чем вы занимались на совещании в Королищевичах? — поинтересовалась Лида, когда я пошел ее провожать после работы.
— Обсуждением своих произведений, — ответил я.
— У вас уже и произведения есть? — удивилась Лида.
— Я повесть написал, — обиделся я.
— О чем?
— О чем надо. Все равно на белорусском ты не читаешь.
В этом был парадокс почти всех девушек из нашего сектора. Расписывая карточки для словаря языка Якуба Коласа, между собой они говорили только на русском. И читали, соответственно, русскоязычные книги. Да и среди тех в большинстве были переводы зарубежных авторов.
— А сам что читаешь? — фыркнула Лида.
Я промолчал. Недавно мы с ней выясняли, кто лучше — Хемингуэй или Фолкнер. Я, конечно, отдавал первенство Хему.
— Ограниченные личности вроде тебя в литературе любят брутальность, — вздохнула Лида. — Но мне все равно, о чем ты пишешь и на каком языке. Когда будешь увольняться?
— Прежде чем увольняться, надо знать, где тебя примут с распростертыми объятиями.
— Примут, — усмехнулась Лида. — Раз поехал на совещание, значит, твоя судьба определена. Знаменитым станешь.
— И богатым.
— А это вряд ли, — показала мне кончик языка Лида. — Таким, как ты, богатство не светит.
— Почему?
— Простоват. А у простоватых редко бывают деньги.
Лида умела поставить меня на место. И это мне в ней нравилось.