Единственное, что меня беспокоило, — я до сих пор не знал, чего мне хочется больше: сесть за письменный стол или оказаться на берегу Днепра, Немана или Припяти с удочкой в руках. Эти увлечения снедали меня в одинаковой степени.
Я успокаивал себя мыслью, что можно легко сочетать одно с другим. «Землю попашем, попишем стихи», — написал кто-то из пиитов. Вот ты посидел за письменным столом в доме, стоящем в какой-нибудь из наших пущ, а потом берешь удочку и идешь ловить хариуса или голавля. Эти рыбы больше других подходили, чтобы попасться на крючок писателю.
Но во-первых, больших пущ на берегах больших рек давно не было. А во-вторых, не было и дома, в котором стоял бы твой письменный стол. Да и хариуса или голавля можно было поймать скорее в маленькой речке, чем в большой. Да, вопросов было значительно больше, чем ответов на них.
Что-то мне подсказывало: двух сорок в одной руке не удержишь. И тем не менее я не отчаивался. Я еще столько не прожил, чтобы терять голову от страха.
3
— Твоя повесть пока что ни о чем, — сказал Жарук, возвращая мне рукопись. — Но написана неплохо. Особенно подпившие учителя, переходящие лужу. — Он усмехнулся.
«Не все так плохо, — подумал я. — Но печатать повесть никто не будет».
— Не будет, — согласился Жарук. — Но ведь ты новую напишешь. Короче, собирай рукопись книги и приноси мне. Я прослежу, чтобы она у нас не залежалась. Понял?
— Понял, — сказал я. — Вот на совещание в Гродно посылают.
— Это хорошо, — посмотрел на меня Жарук. — Тебя сразу заметили. А без поддержки в наше время пробиться трудно.
Как я знал, у самого Жарука с попаданием в ряды лучших никаких проблем не было. Его рассказы и повести сразу стали печататься в журналах, одна за другой выходили книги, и вот он уже заведующий редакцией в издательстве, а это много значило в писательском окружении. Если и равняться, так только на Жарука.
— Правильно, — кивнул Жарук, — равняться надо на лучших. Журналы читаешь?
— Конечно, — сказал я.
— С книгой не откладывай. Чем раньше выйдет, тем лучше для тебя. А писать ты можешь. С работой определился?
— Еще нет.
— Хочешь, я позвоню в литературную редакцию телевидения? Там нужны молодые.
— Хорошо, — сказал я. — А к кому зайти?
— К Роману Шарпиле, он там заведующий отделом. А главный редактор Валентин Тисловец. Короче, придешь, сам все увидишь. Не оттягивай.
Я и не собирался оттягивать. Правда, не так просто было найти причину, чтобы сходить на телевидение. Не говорить же Забелле, что ты идешь устраиваться на новую работу.
— А ты и не говори ничего, — сказал Дубко, когда я встретил его в коридоре. — Лично я не отпрашиваюсь.
— Даже у заведующего сектором? — не поверил я.
— Он сам раз в неделю приходит, — усмехнулся Валера.
— Наш ходит каждый день.
— Это плохо, — подкрутил ус Валера. — Но ты ведь носишь рассказы в журналы?
— Ношу.
— Вот и неси. Главное, своим девицам не говори, куда ты идешь и зачем.
Как раз в этом и была загвоздка. Я еще не входил в наш кабинет, а они уже знали все мое расписание на день.
— Опять идешь в обеденный перерыв пить кофе с однокурсницей? — спрашивала Зина, заглядывая в зеркальце то одним, то другим глазом. — Когда они начнут выпускать нормальные зеркальца? Мое лицо ни в одно не влезает.
Оно у нее действительно было круглое.
— Какой однокурсницей?
— Черненькая такая. Но она старше тебя.
«Откуда они знают про Фаину? — удивился я. — И о том, что я пью с ней кофе в баре на Ленинском?»
— Об этом весь Минск знает, — махнула рукой Зина. — Лидка, на твоем месте я ему давно бы голову оторвала.
— Пусть пьет, — сказала Лида.
Она тоже смотрелась в зеркальце, но ее личико в него легко влезало.
«Сегодня же в обед пойду на телевидение, — решил я. — Ну, задержусь на час».
— Лидка, а он сегодня с черненькой не встречается, — внимательно посмотрела на меня Зина. — Тут что-то серьезнее.
— Пусть делает что хочет, — бросила зеркальце на стол Лида. — Мы в писатели не собираемся.
— Какие из нас писатели, — осмотрела подруг Зина. — Но у них там у каждого маститого писателя по дочке. А у некоторых и по две. Как бы не окрутили нашего Сашеньку.
«И про дочек знает, — покрутил я головой. — Ну и Зинка».
— Была бы я моложе да без мужика с дитём, никуда бы ты от меня не делся, — вздохнула Зина. — У меня тогда и щеки были не такие.
«Зато все остальное на месте», — покосился я на нее.
— Это и сейчас хоть куда, — выгнула спину Зина. — Разве я не вижу, как вы все поглядываете?