Без подсказки Жарука не обойтись.
И в понедельник я снова помчался в издательство «Художественная литература».
— Короткевич? — усмехнулся Жарук. — А они тебя не пожалели.
— Кто? — удивился я.
— Хлопцы с телевидения. Сами за сценарий этой передачи не взялись.
— Радийники, — тяжело вздохнул я. — Только и умеют тумблерами диктофона щелкать.
— Ничего, поможем, — достал из кармана пачку с сигаретами Жарук. — Это должен быть критик немного оппозиционного направления.
— Разве такие есть? — снова удивился я.
— В Греции всё есть.
В отличие от меня, Жарук говорил серьезно.
«Надо бросать эту кавээнщину, — подумал я. — Речь идет о твоей судьбе».
— Вот я и говорю — серьезное дело, — взглянул на меня исподлобья Жарук. — Кто у тебя ведущий передачи?
— Ведущий?!
Я уже устал удивляться.
— В любой передаче, тем более творческом портрете, должен быть человек, который держит в руках все нити. А тут сам Короткевич!
Мы уставились друг на друга.
Никто, кроме моего институтского шефа, мне в голову не приходил. Доктор наук, заведующий сектором, академик, единственный недостаток — не литературный критик.
— Пока никого не называй, — сказал Жарук. — Пусть сам Валентин подскажет. У него нюх хороший, недаром главным редактором поставили.
— И голова большая, — кивнул я.
— Какая голова?
— У нас говорят: пусть кони думают, у них головы большие.
Мы засмеялись.
— Я сразу понял, что из тебя будет толк, — сказал Жарук, отсмеявшись. — Не каждый большую голову заметит. У хорошего писателя особое зрение. Мне твои выпившие учителя из повести запомнились. Вот и пиши о них. Это твое.
Он пожал мне руку, и мы разошлись.
На троллейбусной остановке я увидел Гайворона.
— Куда едешь? — поинтересовался я.
— На работу, — пожал он плечами. — Мы с двух часов работаем.
— А я с девяти.
Я посмотрел на часы. Была половина третьего. Шеф отпустил меня до двух.
— Где два, там и три, — сказал Алесь. — Мы вчера с брательником очередную звездочку отмечали.
Я знал, что его брат Володя, физик по образованию, работал в физической лаборатории Комитета госбезопасности, помечал изотопами валюту, когда ловили фарцовщиков. «У меня очень вредная работа, — говорил он нам с Алесем. — Изотопы всем сперматозоидам хвосты поотбивали». «А как же ты Пашку смастерил?» — спрашивал Алесь. Пашка был сыном Володи, очень шустрым парнишкой. «Пашка до лаборатории выскочил».
Мне юмор физиков нравился, впрочем, как и любой другой.
— Кто Володя теперь? — спросил я.
— Майор.
— Еще одну звездочку может получить?
— Вряд ли. В КГБ физики до полковников не дослуживаются.
У каждого в нашей стране свой потолок. А у меня критик. Кого взять ведущим?
— Давай после работы встретимся в баре, — предложил Алесь. — Может, что умное в голову придет.
Умное нам в голову попадало редко, но я согласился.
8
Тисловец взял в руки сценарий, который я принес ему на прошлой неделе. Был он уже порядком измят. Видимо, не один главный редактор читал.
— Вот тут ты пишешь… — поднес он близко к глазам лист бумаги, — что передачу ведет… Кто у тебя ведущий?
Фамилию ведущего, как и советовал Жарук, я в сценарии не написал.
— Нет ведущего, — сказал я.
— Как это нет? — удивленно уставился на меня Тисловец. — Ведущий должен быть.
Мы помолчали.
— Ну? — произнес главный редактор.
Я пожал плечами. Гори оно синим пламенем, это телевидение. Можно и языковедом остаться. Никто меня из института не гонит.
— И мы не гоним, — бросил на стол сценарий Тисловец. — Надо подумать. Роман, что скажешь?
— А я сценарий не читал, — сказал из соседней комнаты Шарпила. — Сами разбирайтесь.
— Вот так всегда, — с укором посмотрел на меня Тисловец. — Все сложные вопросы должен решать главный. У меня что, вместо головы Дом Советов?
— Тебе и платят, чтобы решал, — показался в дверях Шарпила. — В чем загвоздка?
— Кто проведет передачу о Короткевиче?
Тисловец встал со стула, и его фигура заняла почти всю комнату. Гренадерских размеров мужчина, не то что мы с Шарпилой. Может, посадить его на место ведущего?
— А что! — засмеялся Шарпила. — Короткевич тоже не маленький, вы с ним будете гармонично смотреться.
— Я публицист! — обиделся Тисловец. — А тут нужен критик.
— Возьмите Колоновича, — послышался тихий, но выразительный голос.