— Значит, с директором школы у тебя были нормальные отношения? — с недоверием посмотрел на меня главный редактор.
— Отличные! — ответил я.
Часть четвертая
Антраша
1
— Тебя вызывают на республиканское совещание творческой молодежи, — сказал Тисловец, держа в руках какую-то бумагу. — Что у тебя с планом?
— Нормально, — ответил я.
— Ну, тогда езжай, — разрешил главный редактор. — Вернешься, отработаешь за всех нас.
Я подумал, что главный редактор литературной редакции телевидения относится к совещанию творческой молодежи значительно снисходительнее, чем директор академического института. Интересно, почему?
— Да я тоже через них проходил, — сказал Тисловец. — Пользы немного, зато связями можно обзавестись. Ты там особо не пей, больше слушай и запоминай. Но тебя учить не надо.
Видимо, он знал обо мне больше, чем я сам.
— А я тоже еду, — сказал Миша Сухно, которого я встретил в редакции еженедельника «Литература и искусство».
С Михаилом мы вместе учились на филфаке. Он шел двумя курсами младше меня, но выглядел вдвое взрослее. Рассказывали, что на первую лекцию в университете, когда никто из первокурсников еще никого не знал в лицо, Миша вошел в аудиторию чуть впереди преподавателя. Весь курс, а это больше ста человек, дружно встал. Михаил был лыс, вальяжен и в очках.
— Садитесь, — сказал Сухно, направляясь к галерке.
Настоящего преподавателя, показавшегося в двери следом за Сухно, студенты приветствовали гораздо скромнее. Тот, правда, и выглядел не так импозантно.
И едва ли не с первого курса Михаил стал рисовать шаржи, сначала на однокурсников, потом на артистов, певцов и писателей. Шаржи у него получались очень смешные.
В последнем номере «ЛіМ» был напечатан шарж на Тисловца. Публицист сидел под дубом: руки как медвежьи лапы, ноги что у слона, голова похожа на большой кочан капусты.
— Прекрасный шарж, — похвалил я Михаила. — Когда меня нарисуешь?
— А ты разве заслуживаешь? — посмотрел на меня, прищурив один глаз, Сухно. — Еще даже книжку не издал.
У самого Михаила недавно вышла книжечка шаржей с эпиграммами известного поэта Григория Бурбулина. Книжку хвалили те, кто в нее не попал, и ругали все без исключения герои. Бурбулин, и тот был недоволен своей физиономией. А как раз она, на мой взгляд, особенно удалась Михаилу.
— Можешь нарисовать, — сказал Евгений Гучок, сотрудник еженедельника, проходивший мимо нас. — Молодых мы тоже даем.
— Ладно, — согласился Михаил. — К совещанию нарисую.
— А что мы там будем делать? — посмотрел я на него.
— Пить, — удивился тот. — На совещаниях это самое главное занятие.
— И только?
В принципе я был согласен с Михаилом, все-таки побывал в Королищевичах, но просто пить — это скучно.
— Можно с актрисулей познакомиться, — хмыкнул Сухно. — Там Светка будет, я ее недавно нарисовал. Мужика ищет.
— Симпатичная? — спросил я.
— Актриса, — неопределенно ответил Михаил. — А они сегодня симпатичные, а завтра смотреть страшно. Все творцы такие.
— Ну, может, не все?
— Все! — махнул рукой Михаил. — Но ты ей не подходишь.
— Почему? — обиделся я.
— Простоват. И ростом не дотягиваешь. Почему на Зинке не женился?
Как бывший однокашник, Михаил кое-что обо мне знал. Сам он, кстати, женился на моей одногруппнице Вере, и она тоже мне нравилась. Но зачем говорить о том, что и так все знают?
— Я просто так сказал, — похлопал меня по плечу Михаил. — Зинку и я бы не взял, даже несмотря на то, что ее отец военком. Холостяку легче прожить.