— Капустные щи могли быть и гуще, — сказал Лисин, с которым я оказался рядом и в столовой. — Сало не хочешь?
— Нет, — отказался я.
Вареное сало я не любил с детства. А некоторые из курсантов заглатывали его с удовольствием.
— Видно, на гражданке их совсем не кормили, — хмыкнул Саня. — У нас в Сочи…
Я покивал. Забыть надо про Сочи, как и про Ганцевичи, Речицу и Новогрудок. В трех последних городах я рос, и в каждом из них были свои деликатесы. В Ганцевичах я впервые познакомился с сальтисоном, паляндвицей и кровяной колбасой. В Речице все наши родственники угощали по праздникам котлетами, форшмаком и фаршированной щукой. У новогрудских хозяек особенно вкусными были колдуны, домашние колбасы и кумпяк — сыровяленый свиной окорок. Какое из блюд предпочитал Саня в своем Сочи?
— Долму, — посмотрел на меня выразительными черными глазами Саня, — шашлык по-карски и царскую форель. Знаешь, что это такое?
— Слышал, — вздохнул я. — Если нас выпустят в увольнение, пойдем в ресторан. Хоть по солянке съедим.
— Ладно, — согласился Саня. — И выпьем по рюмке.
— Не без этого.
Из-за стола курсанты вылезали неспешно. Хоть и бедноват обед, настроение все же улучшилось.
— Так и не начал курить? — спросил меня Зябкин.
— Нет, — сказал я.
— А я начал, — полез в карман шинели Зябкин. — После женитьбы, знаешь, новые привычки появляются.
А он, оказывается, женился. Какие же тогда паненки?
— Одно другому не мешает, — сказал Зябкин. — Наоборот, только укрепляет семью.
Он и студентом любил пофилософствовать. А сейчас, отработав два года в школе, и подавно.
— Директором школы еще не назначили? — спросил я.
— Берут инструктором в районо, — со значением посмотрел на меня Зябкин. — А там и в райком могу попасть.
— Партийный? — удивился я.
Володя кивнул. В отличие от меня, он знал, что такое карьера.
5
Служба на сборах проходила по давно заведенному распорядку: подъем, физическая зарядка, завтрак, теоретические занятия в классах, обед, снова занятия, ужин и отход ко сну. Как ни странно, в субботу курсантов отпускали в увольнение до понедельника в город. Понятно, касалось это только тех, кому было где ночевать.
В первую же субботу я позвонил Рае.
— Ты в Фолюше? — обрадовалась она. — Многие мои знакомые проходили там сборы.
Я на ее слова не обратил внимания. В нашей стране многих молодых мужчин призывают на сборы.
— Приходи ко мне домой, — распорядилась Рая. — Найдем, где переночевать. Все наши тебе будут рады. Особенно Галя.
— Какая Галя? — удивился я.
— Синичкина. Она с тобой на филфаке училась, курсом или двумя младше.
Действительно, с Галей Синичкиной я вместе учился. Кажется, и видел ее на совещании. Но она замужем, дочке года три.
— У нее сейчас с Сергеем сложности, — подслушала мои мысли Рая. — Говорит, разводятся. На днях тебя вспоминала.
Как тесен мир. Оказывается, в Гродно обо мне думает не только Рая, но и Галя. Все мы звали ее Галочкой. Маленькая, изящная, легкая на ногу, с приветливой улыбкой. Она нравилась многим парням, в том числе и мне. А замуж вышла за физика Синичкина, с которым я боролся на первенстве университета и легко положил на лопатки в первом периоде. Но я все-таки кандидат в мастера, а он зеленый новичок. Единственный плюс Синичкина — рыжий чуб. Им, видимо, и соблазнил Галочку.
— Сказала, глупее рыжих никого нет, — засмеялась Рая. — Придешь, она сама тебе расскажет.
У меня не было большого желания слушать о глупости рыжих, но хозяева знают, кому и о чем рассказывать. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Тем более у меня на тумбочке возле кровати теперь лежит совсем другой устав, воинский.
— Хорошо, — сказал я, — диктуй адрес.
— А мы по рублю и в магазин, — сказал Саня, когда я рассказал ему о своих гродненских знакомых. — Он здесь рядом.
— На воротах пропускают? — спросил я.
— Мы же офицеры! — потрогал недавно отпущенные усики Лисин. — Главное, на глаза начальству не попадаться. Но они по выходным сидят дома. У каждого жена, дети… Знаешь, кто наши наставники?
— Кто?
— Служили советниками во время арабо-израильской войны. Там отличились при исполнении служебных обязанностей, и их направили на заслуженный отдых к партизанам. Боевые офицеры!
Это было похоже на правду. От всех наших майоров и подполковников припахивало порохом, и на нас они смотрели если и не свысока, то снисходительно. Каждый из них на своей шкуре узнал, почем фунт лиха.
— А начальника сборов ранило, — кивнул Саня. — Видел, хромает?