— Мелани, компресс! — скомандовал старик таким голосом, каким призывают к порядку расшалившегося щенка.
— Сейчас, отец!
Она направилась к двери, но он позвал ее назад:
— Мелани!
— Да, отец?
— Поди сюда!
Он повернулся к Бетти и даже слегка улыбнулся, кланяясь или по крайней мере кивая головой.
— Пора нам познакомиться, красавица моя, — сказал он. — Гассер. А это моя дочь Мелани.
Мы тоже представились. Бетти добавила еще какую-то любезность, заставившую Гассера снова ухмыльнуться. При этом обнаружились зубы курильщика, желтые с золотыми пломбами. При взгляде на него возникала невольная мысль, что за его шумливыми повадками кроется добрая натура. Позже, когда я узнал его лучше, я убедился, что это так. У Гассера было доброе сердце, но он привык повелевать и не терпел возражений.
— А теперь — марш! Чего ты, собственно, ждешь? — накинулся он на Мелани.
— Сейчас, отец, сейчас! — покорно отозвалась она. — Я сделаю вам уксусный компресс, — сказала она Бетти и поспешила из комнаты.
Отец и дочь хлопотали и суетились около моей жены. Гассер вызвал врача. Тот осмотрел ногу Бетти.
— Ничего страшного! — констатировал он. — Два-три дня покоя. Компрессы — как до сих пор, а потом можете снова гулять!
Я попросил Гассера принять меры, чтобы увезти Бетти. Но он только отмахнулся.
— Глупости! Ваша жена останется здесь! Кто ей станет класть компрессы в отеле? Вы, что ли? Глупости! Она останется здесь, пока не сможет ходить, и малыш тоже, чтобы она не скучала. Комнат у нас хватит. А вы каждый день приходите сюда. Все это очень просто.
Четыре дня оставалась Бетти у Гассера. Мелани и он сам трогательно заботились о ней. Каждое утро я предпринимал прогулку туда, мы обедали вместе, и лишь вечером возвращался я в отель. Большей частью мы ели в саду и потом играли в карты, что доставляло особое удовольствие Гассеру. Он весь уходил в игру и точно помнил все вышедшие карты. Если Бетти была его партнершей и делала ошибку, он ворчал: «Ошибка, красавица моя! Ничего, мы это поправим!» Но если он играл вместе с Мелани, то орал: «Глупости! Зачем ты ходишь с этой масти, разве не знаешь, что у меня ее нет? Неужели ты не понимаешь, что мне нужно? Глаз у тебя нет?»
Тогда Мелани ниже склонялась над столом, краснела и отвечала: «Прости, отец, ты прав. Я ошиблась».
Мне было очень жаль бедняжку, и, чтобы немного подбодрить ее, я время от времени хвалил: «Сейчас вы очень хорошо сыграли, фройляйн!» Она краснела, и на меня сквозь очки падал благодарный взгляд.
Иногда, оставив женщин и Тедди в саду, мы с Гассе-ром уходили на прогулку к озеру или шли в городок выпить по кружке пива. Как обычно между мужчинами, мы беседовали тогда о делах, и я с удивлением обнаружил, что Гассер был моим собратом по специальности. Недалеко от нашего города — в Лангдорфе — у него была трикотажная фабрика. Изделия АГА (сокращение его имени и фамилии: Артур Гассер) везде считались выдающимися по качеству, и все солидные фирмы торговали ими. Многие еще помнят эффектную рекламу, которую в то время выпустил Гассер. В газетах и на плакатах появились рисунки, принадлежавшие известным художникам и изображавшие красивую женщину либо в купальном костюме, либо в выходном платье. На заднем плане стоял мужчина, который восхищенно смотрел на нее и восклицал: «Ага!» А под рисунком было напечатано: «Конечно, купальный костюм АГА!»
— Как идет ваше дело? — спросил меня Гассер.
— Да кое-как. Должен сознаться, при комиссионной торговле далеко не уйдешь. Мне надо бы самому обзавестись фабрикой.
— Правильно! Комиссионная торговля — глупость. Почему же вы сами не изготовляете трикотажных товаров?
— Для этого нужен капитал, господин Гассер, а его у меня нет.
— Гм, понятно! — ответил он. — Вероятно, вы правы. Навестите меня когда-нибудь вместе с женой. Я покажу вам фабрику.
— Непременно приедем, — заверил я его и поблагодарил за приглашение. — Бетти будет рада, ей очень нравится ваша дочь.
— Та-ак, — протянул он, словно пораженный таким сообщением. — Это для меня нечто новое. До сих пор все относились к Мелани в высшей степени равнодушно.
— Мне кажется, она очень чувствительна. И побаивается вас.
Гассер презрительно пожал плечами:
— Она жеманна — говорите уж прямо, что думаете. А я груб с ней. Я хорошо знаю, но что поделаешь! Мелани пошла в свою покойную мать, а мы с женой никогда не понимали друг друга. — Он задумчиво смотрел себе под ноги. — Что поделаешь, — продолжал он после паузы. — Каждый из нас несет свое бремя. Мое — это Мелани. Вы счастливы с женой?